Машину времени окутывал тяжелый бесцветный сумрак, в котором все предметы были едва намечены и разглядеть их как следует не удавалось. Все равно что в густой туман нести службу вокруг куриного заповедника.

Судя по показанию приборов, сейчас шел 1976 год. Он снизил скорость, добрался до последнего дня апреля и снизил ее еще, медленно скользя к 18-му числу, дню знаменитого эксперимента с управляемой ракетой. Осторожно, очень осторожно, словно имея дело с бомбой неизвестного типа, созданной на неизвестной планете, он не отводил взгляда от шкалы, дожидаясь, пока стрелка замрет у тонкой травленой линии, обозначающей нужный момент. Потом привел в действие тормоз и остановил машину.

Все, что теперь оставалось сделать, это материализоваться где надо, выбраться наружу и потянуть на себя красный рычажок. И на этом его высокооплачиваемая работа будет выполнена.

Вот только…

Он замер и почесал голову под грязными, спутанными волосами. Вроде было что-то еще. Что-то ему надо сделать за мгновенье до того, как материализоваться… Да, последнее указание этого никчемного старого пустозвона Садхи.

Он взял запечатанный металлический цилиндр и отправил его в серый сумрак. И тут заметил какой-то предмет, медленно плывущий неподалеку от входного портала. Альбен протянул руку — до чего же там было холодно! — и затащил предмет внутрь.

Маленькая металлическая коробка. Забавно. Как она тут оказалась? Может быть, там что-нибудь ценное, с любопытством подумал он? И открыл ее. Ничего, кроме исписанных листов бумаги, разочарованно вздохнул Альбен. Он начал читать — медленно, очень медленно, поскольку в рукописи было полно длинных, сложных слов. Она оказалась чем-то вроде послания одного книжного червя другому.

Все проблемы начались после эксперимента с управляемой ракетой в 1976 году, читал он. Таких экспериментов было немало, но именно этот стал последней каплей, о чем уже давно предостерегали биологи. Как и предполагалось, ракета со смертоносной боеголовкой взорвалась в Тихом океане, физики и военные разошлись по домам изучать свои записи, а мир в очередной раз содрогнулся в ожидании надвигающейся войны и попытался забыть о ней.

Однако не тут-то было. В нескольких сотнях миль к северу выпал радиоактивный дождь, и небольшой рыболовецкий флот попал под него. По счастью, уровень радиации в дожде был слишком низок, чтобы причинить людям заметный физический вред. Однако ее воздействие стало причиной мутации вируса свинки, которой были заражены несколько рыбаков; у них протекал инкубационный период, а свинку они подцепили у детей в своей деревушке, где как раз бушевала эпидемия этой болезни.

Суда вернулись домой, и вскоре вся деревня слегла, зараженная уже новой разновидностью свинки. Доктор Левеллин Шапиро, единственный врач в деревне, первый заметил, что, хотя симптомы этого заболевания существенно слабее, чем в случае обычной свинки, практически никто не обладал иммунитетом к мутировавшему вирусу, а его воздействие на репродуктивную функцию человека оказалось поистине ужасающим. Большинство людей были полностью стерилизованы. Способность же остальных становиться отцами или вынашивать детей заметно снизилась.

В течение нескольких десятилетий свинка Шапиро распространилась по всей планете. Она проникала сквозь любые карантины; на протяжении долгого времени одерживала победу над всеми вакцинами и сыворотками, пытавшимися одолеть ее. Потом, когда в конце концов нужная вакцина была разработана, человечество обнаружило к своему ужасу, что его репродуктивные возможности фундаментально ослаблены.

Что-то произошло с зародышевой плазмой. Очень многие рождались стерильными, а если и нет, то, как правило, они могли произвести на свет лишь одного ребенка; родители, имеющие двоих детей, встречались крайне редко, а о родителях с тремя детьми никто никогда не слышал.

Совет Безопасности ООН установил строгий евгенический контроль над тем, чтобы в брак вступали только те мужчины и женщины, у которых могли родиться дети. Эта способность стала самым важным средством достижения высокого общественного положения, а сразу вслед за этими людьми шли те, кто добился успеха в генетических исследованиях.

Лучшие умы человечества занимались теперь генетикой; остальным наукам уделялось гораздо меньше внимания. Все на Земле в той или иной форме занимались наукой. Поскольку население резко сократилось, в его распоряжении оказались огромные природные ресурсы, и всю физическую работу выполняли роботы. Правительство заботилось о том, чтобы у всех все было, и в ответ просило лишь, чтобы люди ни в коем случае не рисковали собственной жизнью — каждое человеческое существо превратилось в ценность, которую следовало всячески защищать и охранять.

Людей осталось меньше ста тысяч — человечество оказалось у критической черты, за которой, по всем оценкам, достаточно было одного-единственного нового бедствия, чтобы стереть этот вид с лица Земли. По правде говоря, особой нужды в этом новом бедствии не было. С тех пор как было покончено с эпидемией, уровень рождаемости все больше и больше отставал от уровня смертности. Еще одно столетие и…

Все это и стало причиной отчаянной и тайной попытки изменить прошлое. Не вызывало сомнений, что дальнейшее существование такого мира невозможно.

Макс Альбен закончил чтение рукописи и вздохнул. Какой удивительный мир! И как в нем хорошо жить!

Он повернулся к приборам и, когда настал нужный момент — 18 апреля 1976 года, — начал процесс материализации.

Щелк!

А все-таки странно, думал Мак Альбин, что все, кто пытался совершить путешествие во времени, теряли сознание, а у него оно вызывает лишь легкое головокружение. Он знал — все дело в том, что он потомок Джиованни Альбени. Может, существовала какая-то генетическая связь с тем, что плодовитость у него выше среднего; может, стоит подкинуть эту идею парочке биологов, когда он вернется. Если вернется.

Машину времени окутывал тяжелый бесцветный сумрак, в котором все предметы казались едва намечены и разглядеть их как следует никак не удавалось. Все равно что в густой туман совершать посадку на вертолете, забыв приказать роботу-слуге зажечь посадочные огни.

Судя по показанию прибора, сейчас шел 1976 год. Он снизил скорость, добрался до последнего дня апреля и снизил ее еще, медленно двигаясь сквозь время к 18-му числу, дню знаменитого эксперимента с управляемой ракетой. Осторожно, очень осторожно, точно робот-акушер, принимающий особо трудные роды, он не сводил взгляда со шкалы, дожидаясь, пока стрелка замрет у тонкой травленой линии, обозначающей необходимый момент. Потом нажал на кнопку и остановил машину.

Все, что ему теперь оставалось сделать, это материализоваться в нужном месте, выбраться наружу и отвести красный рычажок от себя. На этом его волнующее приключение закончится.

Вот только…

Он замер, постукивая пальцами по гладкому подбородку. Было что-то еще, что следовало сделать перед материализацией. Да, последнее указание этого психованного теоретика, Боба Скита.