– Тогда иди на производство и работай, – безжалостно обрезал Семен и, чтобы не переборщить, добавил: – Ладно, я с ним поговорю. Видит Бог, не обидим. – И сделал шаг к выходу. – В общем, с дачей учти. С сегодняшнего дня. Иначе испортишь программу.

– Тогда все будет спок, – заверил Весло, шаркая шлепанцами за спиной Семена.

– Как и с актером? Тоже было «спок», – усмехнулся Семен, хотя и был разговор по этому поводу и Веселов валялся в ногах, просил пощады.

– А что с актером? Что с актером? – заволновался Веселов, опять-таки по-лакейски забегая вперед. – Ну, кто думал? Известен, знаменит. Оттого и не проверил. А кто бы проверил? Ты проверил?

Семен подумал, что тут Весло прав. Ему и самому не пришло бы раньше в голову, что у знаменитого актера нет ни черта в загашнике.

На другой день Семен получил отпускные, и вечером Сергей Сергеевич отвез его сам на Казанский вокзал. Проявил заботу.

– Дал бы ты, Сергеич, телефон, – попросил Семен на всякий случай, когда они сидели в такси. – Чуть что, я бы и звякнул.

– Сема, – сказал Учитель. – Домой еще не провели, а служебный номер, сам понимаешь, что такое. Новости прибережешь до встречи.

Семену хотелось постоять на перроне, как поступали тут все, но Сергей Сергеич счел это неудобным. Вокруг толчея, и только путаться у людей на дороге. Тащит, мол, гражданин чемодан, сгибаясь, а ты ему на пути, лицом в лицо. Он помахал рукой и ушел.

Попутчиков Семен невольно оглядел со старой профессиональной точки зрения. С одного можно было снять костюм из тонкого, с красивым переливом материала. В подходящих, конечно, условиях. Остальные двое никуда не годились – женский халат и пижама.

Семен разулся и полез на верхнюю полку.

– Вам нужна постель? – спросила снизу проводница.

– А как же? Чем мы хуже других, – весело ответил Семен.

Он снял пиджак, повесил на крючок у окна и растянулся в полный рост. Потом встал на колени и, сняв пиджак, стал его укладывать под подушку.

– Не бойтесь, не пропадет, – сказал мужчина в костюме.

Семен даже поперхнулся.

– Мы это знаем, – сказал он многозначительно, придя в себя, и повесил пиджак в ногах, так было лучше: здесь пиджачок не мялся и не мешал.

– Вы юрист? – спросил тот мужчина, который был в костюме и переливался всевозможными цветами, как голубь-сизарь.

– Не. Из смежной профессии, – сказал Семен, закинув руки за голову.

Попутчики решили, что он из милиции, и отвязались по-доброму. Вообще-то они были прескучнейший народ.

Он послушал, что они там болтают внизу про политику, и заснул. Проснулся он ночью, внезапно, оттого, что приснилось что-то кошмарное, вогнавшее в холодный пот. Будто из детства, но что именно, Семен не мог себе сказать. Однако следовало разобраться в этом, чтобы не пустить это в мысли и спокойно заснуть. Потому что он читал в одной книжке про сны, где говорилось, что во сне появляется только то, о чем мы думаем. Чтобы больше не думать об этом, он решил узнать, что это такое, и начал перебирать в памяти все, что оставалось из детства. Стараясь ничего не пропустить, он вспомнил себя самым маленьким, когда еще с ним был отец. Отец любил приговаривать: «Легче взять, чем сделать», – потом он куда-то исчез, а за ним умерла мать, и Семен остался с теткой – продавщицей в пивном ларьке.

Потом он припомнил себя постарше. Это было в войну. В тот день хотелось есть особенно, а по улице шел мальчишка с буханкой. А он, Семен, стоял, смотрел на буханку и глотал слюну. Рядом у подъезда на скамье сидел урка Косой, герой всех мальчишек. Он улыбнулся, сверкнув фиксой, и сказал ласково:

– А ты у него отними! Хлебец!

– Что ты? Это же по карточке, – ответил он, дурень, тогда при всем почтении к Косому.

– Это так кажется, – мягко сказал Косой. – Только надо себя в первый раз пересилить. И тогда ты увидишь, как это просто и легко. Ну же!..

Он смотрел ободряюще, и уж очень не хотелось осрамиться в его глазах, чтобы потом смеялся сам Косой и все пацаны, и Семен подошел к мальчишке.

Мальчишка плакал, вцепившись в буханку, и поэтому приходилось оглядываться за поддержкой на Косого. А урка смеялся и подбадривал, покрикивая: «А ну-ка, смелей!»

Потом он вернулся к урке с истерзанной буханкой, и Косой спросил:

– Ну правда, это же легко и просто?

И хотя в душе еще что-то скребло, он кивнул Косому. Они разломили буханку пополам и тут же с аппетитом съели. А потом, когда он в другой раз что-то отнимал у девчонки, ему и вправду показалось это простым и легким делом. Девчонку он даже пнул в живот, чтобы она не очень-то орала...

Устав вспоминать, Семен заснул опять, и теперь уже крепким сном; а когда проснулся, его спутники стучали костяшками домино, – наверное, думали, что выглядят лихо. Мы, дескать, забубенные игроки. Семен сунул руку в карман пиджака, потрогал карты, но предлагать «буру» этим чистоплюям не было смысла. Тогда Семен ушел в ресторан и просидел там до закрытия. За столом к нему привязался один демобилизованный, и они очень душевно выпили. Еще никогда Семен не сидел в ресторане так культурно. Официанток они уже называли по имени и по-светски шутили с ними. А те говорили «да ну вас!» и делали вид, будто сердятся на такое обращение, но, судя по всему, им было приятно. А в конце застольники попытались спеть «Подмосковные вечера», но из кухни прибежал директор и замахал руками.

– Что вы, ребята? Боже упаси! – сказал он. – Вы, наверное, с Севера, и я вас понимаю прекрасно. Но в соседнем вагоне сам начальник дороги, и Боже упаси!

По вагону Семен шел играючи, трогая плечами стены, стараясь раздвинуть вагон. Ему было тесновато. Но, добравшись до полки, он заснул и проспал до прибытия в Краснодар.

Проводница с трудом его растолкала – было четыре утра.

Семен выбрался на чужой, незнакомый перрон и до рассвета торчал на вокзале, сонный и неумытый. Он хотел доспать, усевшись на скамейке, но его гоняли с места на место. На вокзале дремать не полагалось. Тут надо было бодрствовать, хоть ты и валишься с ног. «Такой порядок», – сказал дежурный, будоража уморившихся транзитников.

Где-то после семи утра в станционной жизни один за другим забили ключи, дремавшие ночью, и она приняла свой обычный суматошный вид с толкотней и очередями, с глухим гудом под высоченным потолком. Семен подзакусил в открывшемся буфете бутербродами с колбасой и сыром, запил все это яблочной водой и затем, потолкавшись у кассы, взял два билета на Москву. На поезд, который уходил сегодня же вечером.

Потом Семен поехал на окраину, которая называлась Дубинкой, и долго искал подходящую улицу, потому что их здесь было три с этим названием, и на каждой по три дома под номером семь. И все на одно лицо – одноэтажные, белые, торчат себе за заборами. Попробуй догадайся, в котором живет Мастер.