— Наверняка знает. Хотя ему вообще не следовало бы произносить вслух такие вещи. Потом Эйсэн объяснял, что потерял голову от кошмара, свидетелем которого оказался. Ну, допустим, потерял голову. Но и при этом человек произнесет вслух только то, что у него в душе. Ты помнишь, что он орал, Тацуя-кун?

Могли я это забыть? От его криков я трясся как в лихорадке и временно потерял дар речи.

— А эти его вопли не натолкнули тебя ни на какие идеи? — продолжала Харуё.

— Нет, никаких идей у меня не появилось, — ответил я.

И снова тоска и страх при мысли о моем безнадежном положении заставили меня поникнуть головой.

В это время в дверях показалась Осима:

— Тацуя-сама… Бабушки хотят вас видеть…

— Скажите, что я тоже сейчас приду. — Харуё двинулась было к выходу, но Осима остановила ее:

— Нет, госпожа может остаться тут, просят только наследника Тацуя-сама.

Мы с Харуё обменялись недоуменными взглядами.

За неделю, что я провел в этом доме, я ни разу не оставался наедине с бабками, всегда Харуё или кто-нибудь еще присутствовали при наших встречах. Поэтому сейчас я несказанно удивился: день был тяжелейший, время более чем позднее, видеть желают меня одного, без Харуё… Все это показалось мне странным и подозрительным, но поводов уклониться от приглашения у меня не нашлось.

Я поднялся и в сопровождении Осимы пошел к бабушкам. Харуё проводила меня беспокойным взглядом.

Бабушки занимали в огромном доме две самые дальние комнатки в конце длиннющего коридора. Одна из них служила спальней, постели Коумэ-сама и Котакэ-сама расстилали рядышком.

Осима привела меня в комнату, где обе старухи мирно пили чай. Несмотря на поздний час, спать они, похоже, и не собирались. Я до сих пор не научился различать, которая из них Коумэ, а которая Котакэ.

Встретили меня улыбками:

— О, Тацуя! Спасибо, что зашел. Проходи, садись! А ты, Осима, свободна, можешь идти отдыхать, — разом заговорили старушки.

Я сел на указанное мне место, а Осима, вежливо поклонившись, вышла из комнаты.

— Бабушки, у вас ко мне какое-то дело? — спросил я, переводя взгляд с одной на другую. («Ну до чего же они напоминают мартышек!»)

Ответом мне был старческий смех:

— Хо-хо-хо! Никаких дел, отдохни спокойно в собственном доме! Правильно я говорю, Котакэ-сан?

— Конечно, Коумэ-сан совершенно права. После смерти Куя ты — законный наследник. И должен держать себя соответственно.

Видимо, с возрастом чувства у людей притупляются. Во всяком случае, эти старушки вели себя, словно никакой трагедии сегодня не произошло. Мне стало не по себе.

— Чем могу быть полезен вам? — настаивал я.

— Абсолютно ничем! Ты наверняка устал сегодня, и нам захотелось просто угостить тебя чаем.

— Да! После всех этих событий как не утомиться! А чай у нас прекрасный. Выпей чашечку! Коумэ-сан, приготовь, будь добра.

— Да-да. Сию минуту. — Привычными движениями Коумэ заварила чай и поставила его передо мной.

Пытаясь понять, что у них на уме, я переводил взгляд с одной старухи на другую. Не скрою, мне чудилось что-то неладное.

— Что с тобой? Почему ты не пьешь? Коумэ специально заваривала. Ты должен выпить хотя бы из уважения к ней.

Отказаться было невозможно, и я сделал глоток. Странный вкус, и такое ощущение, будто в язык вонзилось жало… От испуга сердце у меня бешено заколотилось, а взглянув на бабушек, я заметил, как они многозначительно перемигнулись.

Меня словно током пронизало. Я покрылся липким потом.

Неужели?! Неужели маньячки-отравительницы — эти старухи?!

— Ты что, Тацуя? Что ты так странно смотришь на нас? Ну давай же, пей.

— Да-да…

— Хо-хо-хо!.. Чудак!.. Чего ты испугался? Нет в чае никакого яда. Ну давай, выпей залпом!

Неужто эти ведьмы так откровенны? С каким нескрываемым интересом наблюдают они за моими руками, держащими чашку! Хотя одновременно в их лицах угадывается и тревога.

В глазах у меня потемнело, руки сильно дрожали.

— Ну, что ты? Давай допивай скорее чай и иди спать, уже очень поздно.

— Да, день сегодня был тяжелый, долгий, естественно, ты очень устал. Пей чай, забудь обо всем — и спать. Нет ничего лучше сна.

Я был, что называется, приперт к стене. Выплюнуть бы, ни секунды не медля, горький чай, наполняющий мой рот. Выплюнуть бы, а толку-то? Я ведь уже частично его проглотил. А, будь что будет! С мужеством отчаявшегося человека я залпом допил чай, дрожа при этом как осиновый лист.

— Выпил! Весь чай выпил!

— Ну и хорошо! Умница! Хо-хо-хо!.. — Старухи радовались, как маленькие девочки.

Если б я мог понять, что происходит в моем организме!

Наверное, через мгновение я почувствую сильные боли в животе, зараженная кровь дойдет до сердца…

Собрав последние силы, я уперся одной рукой в пол, низко поклонился, поднялся и ушел.

В коридоре меня поджидала встревоженная Харуё:

— Чего они хотели от тебя, Тацуя-кун?

— Ничего. Просто чаем угостили.

— Чаем? — Харуё нахмурилась. — Ой, Тацуя-кун, что случилось? Ты ужасно бледен и весь в поту…

— Ничего страшного. Просто устал немного. Высплюсь и приду в норму. Спокойной ночи, сестрица.

Она протянула руку, предлагая мне опереться на нее, но от помощи я отказался и, пошатываясь, направился к себе.

Осима уже приготовила постель. Меня шатало, как после крепкого алкоголя. Я с трудом разделся, выключил свет и нырнул под одеяло.

В детстве я смотрел спектакль «Защитники замка». Один из персонажей, Масакиё Сато, зная, что предложенное ему саке отравлено, вынужден был, в силу обстоятельств, выпить его. Три года ему пришлось провести в заточении в главной башне замка, тело его с каждым часом усыхало, свет жизни слабел, пока совсем не угас… Мне вспомнился этот спектакль и испытанные мною в далекие детские годы ужас и сострадание.

Нынешней ночью этим персонажем был я. Терзаемый отчаянием и ощущением собственной беспомощности и одновременно напряженный, как струна, я изо всех сил пытался уловить изменения, происходящие внутри моего организма. Я лежал с закрытыми глазами в полной темноте, а в воспаленном мозгу дичайшие кровавые фантасмагории сменяли одна другую.

Однако никаких подозрительных симптомов я не ощущал, а точнее говоря, просто не успел ничего ощутить: мои измотанные нервы потребовали незамедлительного отдыха, и я сам не заметил, как заснул.

Не знаю, который шел час, когда нечто совершенно невероятное заставило меня открыть глаза.