– Ты же большой мальчик, ты должен один спать, в детской! – строго сказал он сыну.

– Ты тоже большой мальчик! – ответил Илюша. – Ещё больше даже! Вот и спи один!

Если бы был Илюша постарше, он бы сформулировал это так: «Мальчики до четырех лет должны удовлетворить свою потребность близости к матери, после чего они вполне естественно и безболезненно отрываются от неё. Поэтому, папа, отстань. Это всё природа виновата».

Мама в дебаты не вступала, потому что вечером падала без ног и ей было уже всё равно, кто там у неё под боком ворочается: папа, Илюша или кошка. Хоть бы даже привидение. Лишь бы все сытые и здоровые.

– Ладно, – смирился папа. – Но только до четырёх лет мы под твою дудку пляшем. А то у меня, кстати, тоже – природа!

Илюша промолчал, сапоги в гараж поставил и положил между родителями свою маленькую подушку. И тут в дверь постучали. Это пришла беда. Вообще в больших городских домах беды бывают самые разные. Например, одна называется Засор Канализации. Другая – Лифт Застрял. Третья – Пьяный Дворник. Есть ещё привидения. Они тихонько воют в кранах, урчат в трубах, стучат в стену и скребутся у плинтуса. Но их никто не боится. Потому что никто не верит, что это привидения. Думают, что это просто так, давление воздуха меняется.

Но за дверью стояло не безобидное привидение, а совсем другая беда. В красном халате и тапочках. Соседка называется.

– Здравствуйте, – сказала тётенька. – Я ваша соседка снизу. Мы целый вечер терпели, но теперь уже сил никаких нет. Потому что вы то пианино купили, то в подковах по полу ходите. Нельзя же быть такими невоспитанными! Вы же не в лесу, а в цивилизованном городе живёте! Вы, наверное, за своими детьми совсем не следите…

Мама сначала стала белого цвета, потом красного. Наконец-то выяснилось, что больше всего на свете она боялась не открытого балкона, не потолстеть, не генномодифицированных продуктов, а соседей. И началась у Даши с Илюшей тяжёлая жизнь.

– Не бегай! Не топай! После восьми вечера на пианино не играй! На машинке не езди! А ТО ПРИДЁТ СОСЕДКА!

И соседка приходила. Или у лифта ждала.

– Совсем не умеют детей воспитывать! – поджав губки, говорила она. – Сегодня ваша девочка меня чуть не сбила в дверях! Что хотят, то и делают!

– Но она не видела, вы же с другой стороны двери стояли! – пыталась возразить мама.

– Вот ведь дети пошли! Такая маленькая, а уже может заставить мать плясать под свою дудку! Очень вам сочувствую! – и соседка жалостливо качала головой. А потом уходила, гордая, в своём красном махровом халате.

– Дверью не хлопай. Микрофон у караоке отключи! Под дудку не пляши… Тьфу-ты, пианино закрой, я хотела сказать, – вела мама обстрел семейства.

Папа за столом Илюше замечание сделал: не чавкай!

– А то прийдет соседка? – спросил Илюша.

Илюша Дашу по спине машинкой стукнул, Даша на него заругалась.

– Я же тихо! – объяснил Илюша. – Соседка не услышит!

Но соседка слышала! А может быть, просто так, на всякий случай, стучала по батарее.

Терпела семья, терпела. Первыми привидения не выдержали. Те, которые в батареях жили. Они дружно переселились в будку к охраннику и шастали ночью по стоянке, заставляя сигнализации выть вместо них разными голосами.

Вторым папа не выдержал. Пятнадцать супружеских лет ему не запрещали в ванной громко петь, а тут!

Папа не выдержал. И ушёл.

– Я тоже уезжаю, – сказала Даша. – К бабе Зое в деревню. И Илюху с собой беру. Дети должны на природе расти. На природе соседей нет. А свобода есть.

– Кошки, конечно, тишину любят. Но при таком тоталитарном режиме не выживают, – сказала Рифма и пошла за Дашей.

Осталась мама одна-одинёшенька. Только соседи рядом. Чужие. Довольные, что тишина наступила. Только трамваи за окном звенят. И радио у кого-то бубнит. И музыка из машины у подъезда. Но без Дашиного пианино и Илюхиного тарахтения – тишина гробовая на все девять этажей. Мама сначала тихо всплакнула, а потом тоже ушла. Но ненадолго. Вернулась и села на спинку дивана.

– Ты будешь гора, – сказала она дивану. – Ну не гора, а так, холмик.

– А ты, – сказала она ковру, – озеро.

– А вы, – мама вытащила из детской все игрушки и высыпала их кучей на берег «озера», – а вы овечки. А я буду пастушок.

Мама достала из сумки то, зачем уходила. Это была блокфлейта. И мама заиграла грустную мелодию. Вообще-то мама в музыкальной школе никогда не училась. И играть не умела даже гамму. Но мелодия у неё получилась по-настоящему грустная. Мама вложила в неё всю тоску по мужу, детям, по квартире без соседей, по свободе и по природе, из которой у них только привидения и кошка, да и те ушли.

Первыми почувствовали эту тоску маломузыкальные привидения. Словно хамельнские крысы они поплелись на звук. К ним присоединились духи из торгового центра, что через дорогу, и из новой двенадцатиэтажки. Привидения плотно набились в трубы и принялись бурчать, подвывать и подсвистывать. Соседи пять минут колотили по батареям, но это не помогло. Привидения выли гораздо громче. А от такого хора призраков только одно средство – капитальный ремонт. Чем соседи тут же занялись. И стали батареи отпиливать, дырки в стенках сверлить, дверь железную приваривать, а стены с потолком шумонепроникающим материалом обкладывать.

Но сквозь весь этот шум папа, Даша, Илюша и Рифма тоже услышали грустную мамину песню. Они пришли к дивану и стояли под мамину дудку, словно деревья на берегу озера. Кошка – словно карликовая берёза. Папа – боярышник. Даша – плакучая ива. А Илюша не мог долго на месте стоять, поэтому он был как перекати-поле. Игрушечные овечки пытались отщипнуть от них пару листиков, но мама не разрешала.