Девочка ничего не поняла и потому промолчала.

– Матинна, где твои туфли? Тебе ведь дали туфли, такие хорошенькие?

– Приехала сюда с диким зверьком, и сама непомерно наглая, – вставила гувернантка. – Я еле заставила ее одеться по-человечески, но вот туфли – ни в какую.

В колонии проживало не так много женщин, и уж тем более – потенциальных гувернанток. Поэтому, когда они нашли вдову Мунро (ее погибший муж был офицером Ромового корпуса), поначалу это показалось подарком судьбы. Но разочарование наступило очень быстро. Между тем леди Джейн продолжила назидательную беседу:

– Я разработала для тебя специальную программу обучения, дабы развить в тебе качества, заложенные природой в любой из женщин. Это вера, скромность, порядочность, нежность и самоотверженность.

Господи, как же ей хотелось обнять этого ребенка.

– Да они такие, знаете ли, – опять вмешалась вдова Мунро. – Любят грязь. Все что от земли – хоть в жару, хоть в холод.

Матинна уперлась взглядом в пол. Из волос ее выпрыгнула блоха прямо на запястье леди Джейн.

– Ты будешь обучаться чтению, правописанию, грамматике, арифметике…

– Вот поэтому они и не носят обувь, – встряла вдова Мунро.

– Она будет носить обувь и станет цивилизованной девочкой, – натянуто улыбнувшись, произнесла леди Джейн. – Для этого вы и находитесь тут. Так вот, Матинна, на чем мы остановились?

– На арифметике, – подсказала вдова Мунро.

– Да, – продолжила леди Джейн. – Еще ты будешь изучать географию, а потом мы перейдем к более сложным наукам, таким как…

Вместо этих скучных нотаций леди Джейн так хотелось думать о другом. О том, как она могла бы наряжать ее, брать красивые ленты и заплетать ее волосы в косички, а перед сном она пела бы ей колыбельные. Но леди Джейн понимала, что подобная фривольность только испортит эксперимент, лишив девочку шансов стать настоящей леди. Ничего, в свое время Матинна сама поймет, что ее благодетельница все сделала правильно. Ибо ошибка может привести к самым ужасным последствиям, когда бы сердце ее растаяло, лишив почвы под ногами; когда бы душа раскрылась навстречу этому ребенку, выбив ее из седла. И, зная, что так нельзя и она этого не допустит, леди Джейн продолжила говорить как говорила:

– …Ты будешь осваивать этику и риторику, учиться музицированию, рисованию, вышиванию. И еще мы будем читать Библию…

– Но, моя госпожа, – не выдержала вдова Мунро. – Это девочка просто дикарка. Миленькая, но тем не менее.

– Я не сомневаюсь в благотворном влиянии всех этих навыков, которые намерена ей привить, – отчеканила леди Джейн, вперив в гувернантку строгий взгляд.

– Да я-то уж знаю, о чем говорю. – У вдовы Мунро были свои твердые убеждения. Она считала себя правильным педагогом, и никакие рассуждения дилетантов неспособны были разубедить ее. – У них более толстая черепная кость. У меня есть пособие, как правильно воспитывать тупоумных. Да я…

– Можете забыть об этом. – Леди Джейн прихлопнула блоху на руке, избавившись от паразита и одновременно подчеркнув хлопком свою категоричность. – Матинна будет воспитываться как свободная англичанка, ибо это и является условием моего эксперимента.

Леди Джейн велела обеим уйти. Она была строга и отстраненна с Матинной, решив, что это более правильный подход, чем демонстрация нежности с обниманиями. Но в душе она проклинала себя. Ведь она врала, врала, просто раздавив свои материнские порывы. Да, но делу бы это не пошло на пользу.

– Да, и еще, миссис Мунро, – леди Джейн остановила их, когда они уже были в дверях, – либо вы наденете на нее туфли, либо будете уволены.

Весь первый год в дом губернатора постоянно приглашали башмачников с их сантиметровыми лентами, кусками кожи и обувными колодками. Леди Джейн все заказывала и заказывала обувь для Матинны: туфли-лодочки, туфли для танцев и даже высокие, по щиколотку, лайковые ботинки. И Матинне приходилось носить все это, частично под воздействием уговоров и угроз, да и просто потому, что этому одинокому ребенку хотелось угодить взрослым и никого не обидеть. Но при этом ноги ее страдали. Когда они были закованы в обувь, Матинне казалось, что она живет с завязанными глазами.

Но ей очень хотелось писать слова, и тогда леди Джейн сказала, что ей дадут перо, ручку и бумагу, только если она не будет скидывать с ног обувь. Да, магия слов притягивала Матинну. Она видела, как склоняются сэр Джон и леди Джейн над этими «царапалками» – словно по песку прогулялась птица ржанка. Только слова были не на песке, а на бумаге, скрепленной переплетом и уложенной в распахивающиеся коробки. Матинна видела, какую бурю чувств вызывают слова у ее новых родителей – они смеялись, морщили лбы, мечтательно улыбались. Когда леди Джейн читала какое-нибудь стихотворение из книги, то слышалась музыка «царапалок». А еще письменные слова имели власть над людьми, когда сэр Джон, написав какой-нибудь важный документ, читал его своему подчиненному. Смысл и значение «царапалок» был огромен и непредсказуем.

– Это Отец Бог мне пишет? – взволнованно спросила Матинна, когда леди Джейн привела ее на пикник в Песчаную бухту, где весь песок был усеян когтистыми следами чаек. Матинна подумала тогда, что, может быть, это Таутерер передает ей какое-то послание. Леди Джейн рассмеялась, а Матинна уразумела, что написанное самой природой не несет смысла, а вот начертанное на бумаге имеет смысл преогромный.

Поэтому она и хотела писать слова. И даже была готова ради этого не скидывать с ног обувь, из-за которой чувствовала себя словно с завязанными глазами. И вот она начала на ощупь прокладывать себе дорогу в этот странный мир, где чувства выражались совсем иным способом. Матинна продвигалась на этом пути, спотыкаясь и даже разбивая нос, пребывая в постоянном смятении, но ей так хотелось освоить эту белую магию бумаги и чернил.

Иногда, лежа в огромной комнате (а ведь была еще и вторая, и тоже ее) и чувствуя вокруг себя пустоту еще более бесконечную, чем пространство под ночными звездами, Матинна пыталась разобраться со всеми этими отцами. Для нее это было как катехизис, когда нужно просто повторять истины, не задавая вопросов. Поэтому: был Бог Отец, потом Сын его Иисус, который тоже был кем-то вроде отца. А еще был Хранитель, который нес в себе Святой Дух Бога Отца, да еще сэр Джон – он ведь считался ее новым отцом. Отцов было много.

Но писала Матинна, обращаясь не к ним, а к Королю Ромео, которого люди постарше знали как Таутерера, и Таутерер ушел туда, куда убывают все старики, – там лес и много охоты, но из этого мира никто еще никогда не возвращался. Матинна знала, что дотянется до него при помощи магии белой бумаги и что он поймет все, что она хочет ему рассказать: про свое одиночество и мечты, про многое радостное и удивительное и про нескончаемую тоску – про все-все, что может навсегда исчезнуть из ее жизни.

Дорогой отец, – написала она.

Я хорошая маленькая девочка. Я люблю своего отца. У меня есть кукла, платье и пальто. Я читаю книги, а не птиц. Отец мой, благодарю тебя за сны. Приходи ко мне повидаться, мой отец. Спасибо за хлеб мой насущный. У меня болят ноги, и есть туфли и носки, и я очень рада. Тут красивые корабли. Передай моему отцу про две комнаты. Благодарю тебя, благодетель. Пожалуйста, сэр, прошу, возвращайся с охоты. Я здесь. Твоя дочка