в мужской кабинке нарушительницу порядка. В итоге Люсю выбрали королевой бала по итогу танцевального конкурса. Косые взгляды десятиклассниц девушку не смущали, она упивалась вниманием. И так во всем.

– Девушка! Подождите! – недавний спаситель догнал Веру перед домом.

– Иван? Здравствуйте.

На-адо же, неандерталец улетучился из нее и даже длинное слово смогла выговорить.

– Вы мне не звоните, и я решил вас навестить. Вдруг снова упали, а меня нет рядом.

– Пока не собиралась. Но если надумаю, обязательно сообщу.

– А может, не нужно ждать? Приглашаю вас… Куда хотите?

Вера и сама не поняла, как выпалила:

– На стендап-вечер.

Заметила, как Иван удивился, не ожидая такого ответа. Девушка отлично понимала, что внешне похожа скорее на хорошенькую библиотекаршу. Явно, не на диву вечеринок. Они рассмеялись. Впервые за год девушке стало легче.

Всю неделю до свидания Вера привычно убирала с подоконника сухоцветы и листья. Из-под какого сугроба их принесло на окно высотки, оставалось загадкой, но она уже не удивлялась. Должна же быть в жизни хоть какая-то непонятность.

Что-то надвигалось. Хорошее. Девушка это осязала даже краешками ресниц. Но липкая вина знала свое дело, тянула вены из женской надежды. Вера мысленно почти отказалась от встречи с ухажером…

– Какая же ты дурочка, ЖенеВьера!

Реальность рассыпалась в спальне мелкими осколками. Люся сидела в своей любимой позе, почему-то на столе. Упиралась локтем в одно колено, а второе поджала под себя. Привычным жестом поглаживая стрижку на голове, запускала пальцы по виску и чуть задерживала на макушке. Чуть похудела, но в целом выглядела бодро, даже маникюр темно-зеленого цвета мелькал среди платинового блонда.

– Это ты?!

– А кто ж еще? Хм. Ты еще кого-то видишь? – призрачная гостья усмехнулась, поглядывая на приподнявшуюся в кровати на локтях сонную Веру.

– Но ты…

– Умерла?

– Нет. Да… Нет, ты…

– Да, ладно тебе, говори как есть. Ты знаешь, я терпеть не могу, когда сопли жуют. Да, Верунь, умерла. Но смерть еще не повод для прощаний. Особенно, если лучшая подруга так тупит. Прости, не тупит, а просто гибнет на глазах!

Вера онемела, уже сидя на кровати.

– Молчи и слушай внимательно. Я все знаю. Теперь знаю. Ты винишь себя за мою смерть. И о Максе знаю, о поцелуе. Он мне сразу же в тот вечер все рассказал.

– Но я…

– Да погоди, не перебивай! Все ошибаются. Я все поняла, тем более знаю тебя, как облупленную. Мы с Максимом договорились не смущать и не мусолить с тобой эту тему. А когда ты стала приходить к нам после… Когда ты начала помогать ему с Катюшей и Андреем, окончательно убедилась, что не ошиблась. Когда простила. Я же люблю тебя, дурында! Кто старое вспомнит, тому и сварочная маска не поможет. Ты ни в чем не виновата, перестань себя корить.

Веру будто облили цементом, который мгновенно застыл. Даже дышалось трудно. Лицо Люси стало серьезным, она продолжала:

– Никто не должен нести крест другого человека. Не ты, а я вела машину. И я приняла решение звонить на скорости 110 к/мч. У меня семья, дети… были… и я должна была вести аккуратно. Хорошо, что никто больше не пострадал.

А ты, мой Верунчик, просто обязана дожить свою жизнь в любви и радости. Пришла твоя очередь отжигать за нас двоих. Помнишь? Я затрепалась наблюдать, как ты съедаешь себя, смотрела на тебя через окно и диву давалась. Ну как так можно?!

– Так это ты оставляла все эти…

– Мусор? Да. Другого не нашла. И графин, и лампочка в коридоре, и даже ключи под диван тоже я спрятала. Зла на тебя не хватало.

– Ты пришла только ко мне? А дети? Максим?

– Они под присмотром. А для Макса… я в прошлом. Теперь и для тебя тоже. Свою пенсию, подруга, ты встретишь на пляже Малибу, попивая мартини и посматривая на серфингистов в закате. Даже у медсестер чудеса случаются, поверь. А если не будешь такой глупыхой, то встретишься с Иваном и в Малибу поедешь не одна. Помни, никто не имеет права закапывать свое счастье. Я тебя люблю. Прощай, родная!

Когда солнце щедро разлилось над городом, Вера проснулась. Она вспомнила сон, вскочила, подбежала к окну: на подоконнике лежала бумажка с номером Вани.

– И я тебя люблю, – улыбнулась краешком губ.

На кончиках ресниц шевельнулось ожидание перемен.

Алмазная дружба

Елена Калашникова

@lentalents

– Анюта, здравствуй! Как самочувствие сегодня? Голова не «штормит»? – бодро интересуется пенсионерка Тамара Федоровна в трубку домашнего телефона.

– Здравствуй, Томочка! Да вроде неплохо сегодня, спасибо. Сама как? – отвечает старая подруга и соседка Анна Андреевна.

– И я не жалуюсь. Спустимся прогуляться?

– С удовольствием. И Финика захвачу. Умаялся без свежего воздуха, хвостик шерстяной, – отозвалась Анна.

– Хорошо. Встречаемся через 15 минут на скамейке, – и не дожидаясь ответа, Тома кладет трубку на рычаг.

Никитина Тамара Федоровна живет на пятом этаже старой кирпичной «хрущевки» уже сорок лет. Сейчас ей 75. Они с супругом получили двухкомнатную квартиру от государства еще при Союзе. Это их первое и единственное собственное жилье. Любимого Вани не стало 12 лет назад. Инсульт. Дочка Люба привозит и оставляет до вечера шестилетнюю Варечку, пока они с мужем на работе. Еще Тамара Федоровна не испытывала особой любви к зверушкам и тем более заводить не планировала. Но у жизни были свои планы.

Одним вечером в их женскую компанию проникла милейшая пушистая мордашка с зелеными глазами. Клепа, Клеопатра. Судьба использовала беспроигрышный ход – обожаемую внучку. Именно она приглядела черного, как уголек, котенка на улице и так упрашивала бабушку, что она сдалась. Любовь к близким способна на многое. К своему удивлению, Тамара быстро привязалась к новой постоялице. Ласковая Клепа оказалась сообразительной и культурной кисуней.

Рыбакина Анна Андреевна живет в этом же подъезде 28 лет. На третьем этаже. Ей 70. Мужа похоронила шесть лет назад. Горевала тяжело, чуть за ним не отправилась, но бабоньки удержали за обе руки. Подруги оказались рядом.

Ее дочери Алевтине 35, внуку Вовке пять годиков. Навещают изредка, хорошо, внук остается иногда на неделю.

Анна делит двушку с восьмилетним Фиником – белой вислоухой дворнягой с шоколадным «фиником» на спине. Размером чуть больше кота. На прогулках приветствует всех заливистым: «Гав-гав! Гуаааф!», виляет хвостом, тянет носик и заглядывает в глаза обожаемой Анне. Во дворе любят Финика за живость и ум, переводят его обращение как: «Всем здрасьте! Я добрый, но справедливый.