— Э, как вы, сударь, однако, быстро пьете! Я за вами не поспеваю! — перебил ход его мыслей Саит-бей.

— И правда, что это я? — смутившись, ответил Омер. — Мне это вино вдруг так понравилось!

— Но вы, когда пьете, становитесь грустным и всё молчите, — сказала Атийе-ханым. — Ну-ка, скажите, о чем вы сейчас думаете? Только сразу!

Саит-бей бросил на жену укоризненный взгляд: ну что ты, мол, пристала к мальчику! — и улыбнулся Омеру, пытаясь сделать вид, что ему вовсе не интересен ответ и Омер, если хочет, может держать свои мысли при себе. Но вслух сказал другое:

— И правда, о чем это думаете?

— О себе, — ответил Омер.

— А-а-а! — протянула Атийе-ханым и вскинула голову: — И что же вы о себе думаете?

— Я многое хочу сделать. И думаю, у меня получится.

— Конечно, конечно, — сказал Саит-бей. — Молодость!

— Нет, я не про то! Я другое имею в виду. Я думаю, что мне нужно многое сделать, но… но совсем не то, что делают другие! — Омер почувствовал, как загорелись у него щеки.

— Я как будто вас понимаю, — сказал Саит-бей.

— Это очень трудно объяснить…

— А вы все-таки попробуйте! — потребовала Атийе-ханым. На лице ее было все то же игривое выражение, с каким она задавала свой вопрос.

Гюлер подняла голову от меню, которое она с самого начала ужина изучала с такой тщательностью, будто читала интересную книгу (хотя в прошлый раз уже просмотрела его вдоль и поперек), и взглянула на Омера.

— Есть ли… есть ли у вас, Саит-бей, какое-нибудь страстное, необузданное желание? — спросил Омер.

— Что? Как вы сказали? — удивился Саит-бей. Улыбнулся, однако тут же сдвинул брови.

— Есть ли у вас стремления? Горячие, необоримые?

Саит-бей, будто пытаясь что-то вспомнить, посмотрел на жену:

— Замечала ты за мной что-нибудь в этом духе?

— Нет, — быстро ответила Атийе-ханым. — Он у меня спокойный. Как ягненок. — Кажется, она хотела улыбнуться, но, увидев выражение лица Омера, испугалась.

— Хвала Аллаху, я человек умеренный, — проговорил Саит-бей. — Меня вполне устраивает моя жизнь, ее маленькие радости и заботы.

На этот раз все улыбнулись.

— Ну а я, хвала Аллаху, человек неумеренный! — сказал Омер и, снова почувствовав на себе взгляд Гюлер, прибавил: — Маленьких радостей и маленьких забот мне недостаточно! — Внезапно ему стало неудобно за свою резкость, захотелось как-то ее смягчить: — Мне хочется многого добиться. Я не хочу довольствоваться малым. Не уверен, понятно ли я излагаю?.. Говоря о стремлениях, я не имею в виду стремление к чему-то определенному. Мне нужно все. Вся жизнь, все, что в ней есть! Уловить, овладеть, добиться!

— Молодость, молодость, — тихо проговорила Атийе-ханым.

— И чего же вы хотите добиться? — спросил Саит-бей.

— Всего! — ответил Омер, принимая из рук Саит-бея тарелку с сыром — не потому, что хотелось сыру, а потому, что отказываться неудобно.

— Этот сыр французы едят перед фруктами. Неприятный у него запах, не правда ли? Но когда привыкнешь к запаху…

— Саит, дорогой, ты перебил Омер-бея, — вмешалась Атийе-ханым.

— Да нет, конечно же мы вас слушаем!

Все трое посмотрели на Омера.

— Я, должно быть, выпил лишнего, — сказал он.

— Нет-нет! Вы очень интересно говорите, — заверила Атийе-ханым.

— Моя супруга обожает занимательные рассказы, — сказал Саит-бей и тут же, решив, должно быть, что не совсем удачно выразился, прибавил: — Ее вообще интересует все занимательное и любопытное. Прошу вас, продолжайте!

— И меня тоже интересует! — взволнованно сказал Омер. — Мне все интересно, все желанно. Вы сейчас спрашивали, чего я хочу добиться. Всего! Любви красивых женщин, денег, известности, славы, почета! Безоглядно, чего бы мне это ни стоило — хочу!

Саит-бей с предостерегающим видом обернулся к своим дамам:

— Осторожно, подливка у этого мяса очень острая! Я эту приправу знаю…

Омер мучительно покраснел. «И все-то мне хочется пустить пыль в глаза, произвести впечатление на женщин! Когда же я повзрослею? Мне ведь уже двадцать шесть!»

— А, должно быть, я вас поняла, — воскликнула вдруг Атийе-ханым. — Вы — Растиньяк наших дней. Помните Растиньяка из бальзаковского романа «Отец Горио»? Вот и вы такой же. Завоеватель… Да, это так будет по-турецки, правильно?

— Как вы раскраснелись, эфенди! — сказал Саит-бей. — Эти батареи так и пышут жаром. Возьмем еще бутылочку? — Он снова улыбался добродушно, по-дружески.

— Возьмем!

— Да-да, завоеватель… Растиньяк! — бормотала себе под нос Атийе-ханым, довольная, что придумала такую аналогию.

— Мне нравится это слово! — сказал вдруг Омер. — Да, я решил, что буду завоевателем!

— Как мило! — обрадовалась Атийе-ханым. — А давайте-ка сфотографируемся! Саит здесь получится?

— При таком освещении не выйдет. Фотоаппарат у тебя с собой?

Гюлер вдруг подняла глаза на Омера:

— По правде говоря, вы и на турка-то не очень похожи.

— Ладно, ладно, оставим эту тему! — вмешался Саит-бей. — Послушайте, что я сейчас расскажу. Встречаются однажды в лесу черепаха и лиса. Лиса и говорит…

У Саит-бея были тонкие, ухоженные усики. Когда он говорил, эта тонкая темная полоска ходила вверх-вниз. «Сейчас надо будет посмеяться», — подумал Омер.

Саит-бей закончил свой рассказ, и все дружно рассмеялись.

— Расскажи, как рассеянный официант перепутал бокалы, — попросила мужа Атийе-ханым.

Тот, улыбнувшись, начал рассказывать. Атийе-ханым изо всех сил пыталась сдержать смех. В вагоне-ресторане яблоку негде было упасть. За столиком впереди сидели четыре старика, выпивали и о чем-то, посмеиваясь, беседовали. У одного из них была седая борода; когда он смеялся, борода терлась о галстук, а из жилетки показывалась поблескивающая цепочка от часов. За другим столиком сидела женщина в шляпке с ребенком на руках; она целовала ребенка и улыбалась. «Было время, когда и я часто смеялся и улыбался», — думал Омер. В инженерном училище он то и дело над кем-нибудь подшучивал. Когда они с Мухиттином и Рефиком играли в покер, то вечно пересмеивались. Мысли о прошлом навевали грусть. К тому же действие алкоголя ослабевало, равно как и вызванное им возбуждение. Он решил, что будет слушать истории Саит-бея.

Ближе к часу ночи вагон-ресторан опустел. К столику, покачиваясь, подошел официант и вежливо обратился к Омеру и его знакомым:

— Господа, мы скоро закрываемся. Поезд подходит к Эдирне. Во время паспортного контроля вам нужно быть в своих купе и…

— Да-да, конечно, мы сейчас уходим, — сказал Саит-бей, и все надолго замолчали. Саит-бей заплатил по счету, дамы взяли свои сумочки. Атийе-ханым стала смотреть в окно.