Она до сих пор не переставала изумляться тому, как война преображает людей. Война уничтожала жизнь, но война также многому учила. В тот день, когда Мод впервые пришла в госпиталь, она была наивна и в чем-то нелепа. По-глупому оптимистична. Постепенно от ее наивности и оптимизма не осталось и следа, потому что каждый день она видела страдания своих пациентов. Немалую роль в том сыграло и грубое пробуждение от иллюзий любви. Мод давно рассталась с надеждами на то, что в один прекрасный день они со Стивеном соединятся навечно. Она стала осторожной, хладнокровной женщиной, которая видела все и которую теперь уже трудно было чем-либо удивить.

Мод повзрослела, даже постарела, как и все. Война изменила все сущее, даже ее чувство времени. Время подло и лживо — оно идет нестерпимо медленно, словно ему нет никакого дела до разрушительного действия войны. Время глухо к страданиям и невзгодам. К 1944 году Мод, двадцатичетырехлетняя женщина, уже была старшей медсестрой. Опытный закаленный медицинский работник, не теряющий присутствия духа ни при каких обстоятельствах. Казалось, она старше на десятки лет и гораздо серьезнее той девушки, какой однажды была. Она переросла амплуа инженю, и, если б жизнь была спектаклем, ей бы на сцене теперь отвели роль искушенной, несколько ожесточенной женщины, которая сумела выдержать удар в конце первого акта. Она по-прежнему поражала красотой, только немного осунулась. Мод подозревала, что вновь наивной она уже никогда не станет и даже не сможет ощутить всей полноты счастья, хоть победа и была не за горами, — слишком много всякого она повидала

Однажды вечером, в июне, вскоре после высадки союзных войск в Европе — события, вызвавшего всеобщее ликование, — Мод и Аллен отправились в местный паб «Коротышка», куда они иногда захаживали. В пабе было шумно, оживленно, кто-то где-то пел, сидевшие за одним из столиков пожилые мужчины громко хохотали — видимо, кто-то из них рассказал что-то очень смешное. Совершенно другая атмосфера, не то что в пабе «Роза и олень», подумала Мод. Хотя, конечно, она ни разу не была там с тех пор, как началась война. Правда, тогда во всех английских пабах было тихо и уныло. Посетители быстро выпивали свое пиво, стремясь поскорее опьянеть, дабы не думать о том, что надвигалось. Но сейчас, здесь, в заурядном «Коротышке», все веселились. И Аллен тоже расслабился, отметила Мод, глядя на его беспечное лицо. Сидя в непринужденной позе, он обменивался шутками с барменом и знакомым посетителем, занимавшим соседний столик. А вот Мод было не очень весело. Этот обычный паб никогда не будет «их» местом, ее и Аллена, как бы он того ни хотел.

Но ей нравилось проводить с ним время, куда бы они ни ходили. Им всегда было о чем поговорить. Он потчевал ее интересными историями из своей хирургической практики, рассказывал о своих студенческих годах или делился прочитанным в каком-нибудь из журналов. Мод знала, что Аллен — блестящий врач — и как специалист, и в силу своих человеческих качеств: в отличие от многих других докторов госпиталя, он умел жалеть больных.

Аллен Дрейк, бесспорно, был очень хороший человек, и она любила его за это и многое другое. Он был привлекательный мужчина во всех отношениях, и между ними, как это со временем случается со всеми влюбленными парами, установилось взаимопонимание. Когда он первый раз признался ей в любви, она с легким сердцем, искренне ему ответила: «Я тоже тебя люблю», и до конца вечера они оба буквально светились от счастья. Казалось, их окутывает золотистое сияние, то особое сияние, которое возникает лишь на почве взаимной любви.

Но Мод знала, что любовь бывает разная. Например, Аллен любил ее совсем не так, как она любила его, и два этих типа любви не имели ничего общего с ее любовью к Стивену. Не говоря уж про любовь Стивена к ней.

Тем не менее ее отношения с Алленом тоже считались любовью. Он всегда старался сделать так, чтобы с ним она чувствовала себя желанной, особенной, всегда старался доставить ей удовольствие, когда они предавались любви. И она со своей стороны исправно исполняла роль его любимой женщины — ходила с ним в пабы, на ужины и искренне радовалась, когда он делал ей небольшие подарки: простую брошь, декоративную заколку для волос в форме птицы.

Но сейчас, потягивая пиво в уютном шумном пабе, Аллен захотел обсудить их совместные планы «на после», как он тактично выразился.

— Я даже представить не могу это «после», — сказала Мод.

— Но оно будет. — Он чуть заметно улыбнулся. — И нам придется начинать с нуля. Всем нам, не только здесь, в Англии, но и во всей Европе. Думаю, уйдут десятилетия на то, чтобы жизнь наладилась, стала хотя бы отдаленно похожа на ту, что была прежде.

— Да, — тихо согласилась Мод. — Пожалуй, ты прав.

Она вдруг осознала, что война в какой-то степени оберегала ее, отдаляла от нее тот момент, когда ей придется устраивать свою жизнь, в которой не будет Стивена. Война вынуждала ее напряженно трудиться, не оставляя времени на то, чтобы упиваться жалостью к себе. Мод охватила непонятная паника при мысли о том, что уже совсем скоро она должна строить жизнь, в которой не будет круглосуточных дежурств в госпитале, работы до изнеможения и ужинов с Алленом Дрейком. Он сказал, что не хочет давить на нее, но было ясно, что он горит желанием устроить свою жизнь — вместе с ней — после войны.

— Думаю, уже пора подумать об этом, Мод, — сказал Аллен. — Хотя бы кое-что обсудить. Поговорить, не принимая конкретных решений. Я не требую, чтобы ты прямо сейчас брала на себя какие-то обязательства.

— Знаю. — Мод не хотела обсуждать будущее. Предложение Аллена застало ее врасплох, и она не знала, что сказать. — Послушай, любимый… — начала она.

— Не называй меня так, — перебил ее Аллен, — если не любишь меня.

— Но я люблю тебя.

— Возможно, — сказал Аллен. — По крайней мере, тебе так кажется. Потому что ты испытываешь ко мне нежные чувства, верно?

— Да, и поэтому тоже, — ответила Мод.

— Мод, я больше всего на свете хочу быть твоим любимым, но я не стал твоим любимым оттого, что ты меня им назвала.

— Ничего не понимаю, — промолвила она.

— Мне показалось, тебя пугает мысль о том, чтобы провести со мной остаток жизни. Такое впечатление, что ты никогда не думала об этом серьезно.

— Вовсе нет.

— Возможно. Но всегда очень кстати вмешивалась война, верно? Война всегда служила удачным предлогом, чтобы не думать о будущем.

Мод кивнула.

— Только не надо ненавидеть меня за это, прошу тебя.

— Да разве могу я ненавидеть тебя? — сказал Аллен. — Я люблю тебя. Ты самая замечательная женщина на свете. Ты даже не представляешь, как я восхищаюсь тобой. Господи, Мод, да я же тебя боготворю.

— Это ты зря, — тихо ответила она. — Боготворить нужно Господа Бога, а не женщину, которую тебе случилось полюбить.

— Да, наверно, — согласился Аллен. — Но ты постоянно присутствуешь в моих мыслях, и, когда я думаю о тебе… это так восхитительно. — Ему на глаза навернулись слезы. Он отвернулся, зажмурившись.