ушли и по дороге оглядывались, может, уже за нами идут?

Из рук в руки нам (женам Петухова, Морякова и Челнокова) удалось передать пакет с заявлением в приемной М. И. Калинина. Дежурный там выслушал нас, записал, принял письмо и сказал, что ничего не может обещать по существу нашего изложения, кроме того, что пакет будет в канцелярии Михаила Ивановича. Простившись с Моряковой, мы уехали из Москвы и с Челноковой тоже больше не встречались, так как она жила не в Свердловске…

Весновская пережила страшную трагедию. В год ареста ее мужа у нее родилась дочка Оксана, которую отец так и не увидел. Но горше того – трагически погиб сын Саша, которого исключили из комсомола как «сына врага народа». Она знала, что муж умышленно подписался после пыток подо всем, что ему инкриминировали, ему пообещали жизнь и свидания с женой. Она скрыла от него, что сына уже нет и стоически выслушивала его поручения: подарить сыну охотничье ружье и болотные сапоги, и чтобы Саша фотографировал Оксану каждый месяц. Весновская приносила ему фотокарточки дочки, говоря, что это делает Саша. Не забыть никогда ту похоронную процессию в Городке чекистов, когда она шла за гробом сына с младенцем на руках. О расстреле мужа она узнала по конспиративному каналу. Она поклялась, что посвятит всю оставшуюся жизнь, чтобы обелить его память. Ведь никто из нас и не думал, что такое время настанет. Похоронив мать мужа, она уехала, кажется, в Кострому. Дальнейшие годы жизни всех нас разбросали…».

Из архивно-следственного дела: 23 сентября 1937 года следствие по делу Павла Ивановича Петухова было закончено. Военный трибунал войск НКВД Уральского округа 10 ноября 1937 года в закрытом судебном заседании в Свердловске на основании ст. 58–10 ч. 1 УК РСФСР (антисоветская агитация – прим. автора) приговорил его к лишению свободы сроком на шесть лет, с поражением прав сроком на два года. Определением Военной коллегии Bepxoвного суда СССР от 29 января 1938 года приговор по делу был отменен и дело возвращено на доследование для выяснения взаимоотношений Петухова со свидетелями. К моменту доследования дела свидетель, давший показания на П.И. Петухова, сам был арестован и помещен в ту же камеру № 39. В камере он признался, что дал на Петухова ложные показания. Поэтому постановлением военного следователя военной прокуратуры от 16 декабря 1938 года дело на Петухова было производством прекращено. Дальнейшая судьба Павла Ивановича Петухова неизвестна…

Мужиков Виктор Николаевич родился в 1907 году. Был начальником сначала Алапаевского РО УНКВД, затем Исовского РО УНКВД Свердловской области, арестован в должности начальника Исетского РО УНКВД Челябинской области. Вероятная дата смерти 21 октября 1937 года.

Моряков-Флотский Александр Петрович родился в 1899 году. До ареста – начальник Лысьвенского ГО УНКВД Свердловской области. Арестован как враг народа. Осужден к высшей мере наказания. Расстрелян 15 января 1938 года.

Среди граждан, подвергшихся репрессиям, можно встретить людей разного социального статуса: от рабочего Среднеуральского медеплавильного завода, уроженца Кубы Романа Фернандеса до первого секретаря Свердловского обкома ВКП(б) в 1934–1937 годах Ивана Кабакова. Люди того времени не видели разницы между ними и назначали высшую меру наказания без оглядки на заслуги.

Наиболее яркий пример – начальник управления НКВД по Свердловской области в 1934–1936 годах Илья Решетов. Опытный революционер, комиссар государственной безопасности третьего ранга, до революции он прошел испытания сибирской ссылкой. Но это не помешало его расстрелу в 1937 году за «участие в контрреволюционной террористической организации правых». Позже выяснилось, что обвинение против Решетова было выдуманным, как и сама организация правых. Подчинённые комиссара в Свердловском управлении НКВД тоже не избежали репрессий. Борьба с «решетовщиной» доходила до того, что чекисты из одного подразделения ловили коллег из другого и наоборот. Их тайны до сих пор хранит Городок чекистов в центре Екатеринбурга, построенный в 30-е годы для работников ОГПУ. Лучшие друзья, соседи, родственники порой «закладывали» друг друга по фантастическим для современного человека обвинениям.

Решетов Илья Федорович. Фото из открытых источников

Взять хотя бы старшего лейтенанта госбезопасности Александра Казанского, который в 1938 году под давлением коллег собственноручно написал наркому внутренних дел СССР и одному из организаторов массовых репрессий конца 30х годов Николаю Ежову, что он входил в решетовскую контрреволюционную организацию и занимался вредительской деятельностью по линии «чекистско-оперативной работы». За эти расплывчатые обвинения ему дали восемь лет лагерей. Но парадокс в том, что Казанский, бывший родом из семьи священника, искренне не мог понять, почему его обвинили в приверженности правым взглядам: в 1929–1930 годах он лично разгромил в Москве всесоюзную монархическую организацию, реально связанную с польской разведкой. По этому делу расстреляли 300 человек, а когда чекиста Казанского перевели из Москвы на Урал, то, как он пишет, «попы на радостях целые полгода молебны служили»[26].

Преследованиям подвергались и гражданские работники Городка чекистов, вот дело Матвея Ожвара. Повар столовой НКВД Матвей Ожвар попал под следствие из-за обвинений в отравлении мышьяком мяса для чекистов. Ожвар – венгр, ярый революционер, член ВКП(б). Откуда повар взял мышьяк, следствие так и не выяснило. Дополнительно Ожвара обвинили в диверсии на железной дороге Свердловск-Челябинск и в работе на германскую разведку. Его арестовали весной 1938 года, но через полгода все обвинения с него сняли. Как написал следователь Григорьев в постановлении о прекращении уголовного дела, «показания обвиняемого не соответствуют действительности».

Практически все дела честных чекистов рассматривались так называемыми «тройками», а следствие велось «ускоренно и в упрощенном порядке» по приказу Народного комиссариата внутренних дел СССР от 31 июля 1937 года № 0447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Приказ ставил задачу разгрома «антисоветских элементов» и создание для ускоренного рассмотрения дел такого рода «оперативных троек». В «тройку», как правило, входили местный начальник НКВД, местный прокурор и первый секретарь областного или республиканского комитета ВКП(б).

Матвей Ожвар. Фото из открытых источников

Заседания «троек» проходили в отсутствие обвиняемого, без адвокатов. Признал себя арестованный виновным (читай, оговорил себя) или не признал, никакого значения не имело. Приказ не предусматривал обжалования приговоров, поэтому они исполнялись обычно в день вынесения.

Протокол тройки о расстреле священника. Фото из архива автора

Протокол тройки о расстреле доярки. Фото из архива автора

Протокол допроса Матвея Ожвара: Государственный архив административных органов Свердловской области (ГААОСО). Фото из открытых источников