Не помню, попрощались ли мы со старшей медсестрой. Она-то точно попрощалась. Но Наташка, опасаясь проявления с моей стороны праведного гнева, немедленно вылетела из кабинета, а мне вообще было не до чего, я пыталась сообразить, куда дела свой мобильник.

Со второго этажа мы спускались бегом. Наташка правильно рассчитала. Зачатки моего праведного гнева при таком галопировании быстро развеялись, перевели дух только на улице.

– Ир, я не брала этих денег, вот те крест! – Наташка размашисто перекрестилась. – Но то, что они принадлежали Светлане Владимировне, не тем будь помянута, не сомневаюсь. Когда она мне их пихала, я еще подумала, что деньги принято преподносить в конвертике, независимо от того, возьмут их или нет. У нее они так пачкой и были зажаты в руке. Хотела сделать замечание, да подумала, неправильно поймет.

– Так в конвертики она свои распоряжения на случай смерти положила. Один из них разорвала и выкинула. А третьего у нее, наверное, не было. Кроме того, в конвертике не видно размера благодарности за выполнение просьбы. Боялась, что не оценишь и откажешься.

– Да говорю же тебе, я и отказалась!

Наклонив голову, Наташка задумалась. Я бестолково топталась рядом. Впрочем, нельзя сказать, что совсем бестолково, попутно нащупала в кармане мобильник, только не свой, а Наташкин. Очень захотелось проверить и ее карман.

– Вот! – Наташка мгновенно преобразилась. – Вот когда покойница сунула мне деньги, которые ей девать было некуда! Я выскочила на минутку, чтобы передать с оказией наверх три истории болезни с заключениями. Эту оказию ты знаешь – Дашка. Ей все равно по пути, о чем она известила кого-то на весь первый этаж. Голос у нее такой. И дурацкая манера разговаривать с людьми из разных точек коридора, независимо от удаленности. Но процедурная из нее – классная. Так берет кровь из вены, что и не догадаешься. Прямо технически оснащенная вампирша. Короче, пока я отсутствовала, моя подопечная открыла шкаф и подложила мне во внутренний карман «свинью».

– А куда же еще? – удивилась я. – В сумку ты наверняка бы перед уходом заглянула. Хотя бы для того, чтобы достать косметичку и подкрасить губы. А внутренний карман пиджака часто не навещают. И не старайся убедить меня в своей честности, я твою натуру лучше тебя самой знаю. Признаться, сначала меня другое выбило из колеи: зачем больной, готовящейся к сложной операции, брать с собой в больницу большую сумму денег? Логичнее было взять с собой все то, за чем мы ездили к ней домой. И в первую очередь иконку. Но в ходе ползания по палате у меня возникла догадка: эти деньги она намеревалась передать душеприказчику. Возможно, на похороны, о которых ты мне все уши прожужжала. Мало ли… Заранее не получилось. Ты сама говорила, что он только сегодня вернулся в Москву после длительного отсутствия. Наверное, существовала договоренность, в силу которой он должен был заехать к ней перед операцией… Нет, тут что-то не так. Операция назначена на сегодняшний день – вторник. В таком случае, Алю Брехту…

– Альбрехту!

– Как скажешь. Словом, ему следовало прибыть к Светлане Владимировне еще вчера.

– Почему вчера? Можно было бы и сегодня. Операция планировалась на три часа, утром он вполне мог к ней прорваться. Да что мы морочим себе голову? Можно ему позвонить…

Я оглянулась по сторонам в поисках лавочки. Надо же! Значит, ошиблась – еще не насиделись.

Лавочки были заняты. Полностью или частично. Ни то, ни другое не устраивало. Угадав мое намерение, Наташка заявила, что ей осточертело даже то, что прилагается к больничным корпусам и именуется «территорией», и потянула меня прочь. По мере возможности переводя дух, я делилась с ней своими соображениями – не стоит пока сообщать Брехталю о полученных деньгах. Если возможно, напроситься на встречу, отвезти ему очки, кошелек с тремястами рублями и белье покойницы. Вопросы буду задавать я. По ходу беседы увидим, что делать. Уж очень странная ситуация вырисовывается.

Подруга не преминула очередной раз влезть с коррективами имени душеприказчика:

– Альбрехт!!! Ир, ну неужели трудно запомнить?

– Нет, – согласилась я. – Не трудно. Но Альбрехту тоже не стоит сообщать о деньгах. Пока не узнаем, чего он стоит. И вообще, мне пора возвращаться на работу, созвонимся позднее.

Позднее я не узнала Наташку по телефону. Подруга говорила не своим голосом. Скорее, даже не говорила, а шипела. Она не обиделась, когда я, признав ее после официального представления («Ты что, сбрендила, своих не узнаешь?!») весело намекнула, что надлежит не возмущаться, а радоваться от всей души – богатой будет.

– Напоминаю, деньги не брала, – перешла подруга со зловещего шепота на мирный. – Есть новости, но не по телефону. Можешь удрать пораньше и приехать ко мне?

– Не могу. У меня деловая встреча.

– Ну, если гора не идет к Магомету…

– Я не гора!

– Вот деловая! Можно подумать, я Магомет! – Наташка перешла на свой обычный режим вещания. – Ладно, я сегодня последний день работаю. Руководство пошло навстречу в надежде, что я отсижусь пару месяцев дома, поумнею и пойду навстречу ему. Грубо говоря, добровольно вернусь на свою каторгу. В чем лично сама я очень сомневаюсь. Завтра еще наведаюсь в свой казенный дом, но только на машине. Кое-какие мелочи надо забрать. А часам к четырем ты не освободишься? И заодно уж на завтрашнее утро.

Я огрызнулась, выдвинув в качестве ответной инициативы возможность воспользоваться ее дурным примером и тоже уволиться с работы. Формально – по собственному желанию, фактически – очень даже принудительно. В конце концов найдется для меня в перспективе свободной местечко. Где-нибудь на паперти.

– Не найдется! – отрезала Наташка. – Все уже схвачено. Последнее я застолбила. Но если хочешь, пойдем по миру вместе. Так и быть, составлю компанию. Спасибо тебе большое за моральную поддержку, кажется, я пришла в себя и снова пытаюсь определить свое место в жизни. Оно у меня, кстати, не одно. Я хочу сказать, не только кюхе, кирхен и выросший киндер. И хватит отвлекать меня от дела. Встречаемся в половине шестого у памятника моему долготерпению. Я познакомлю тебя с человеком со сложносочиненной кличкой Альбрехт. Чувствуешь, как легко произносится? Повторение – мать учения. Железное правило усидчивых второгодников. Будут изменения – созвонимся.

В другое время я оказала бы подруге достойное сопротивление. А просто из вредности. Ее собственной, разумеется. Но другого времени в данный момент у меня не было. Не намечалось и никаких деловых встреч, это я слегка приврала. На самом деле ожидала, когда привезут ряд согласованных и подписанных документов, но их вполне могла принять секретарь. И мне очень хотелось посмотреть на душеприказчика пожилой женщины, которую так и не довелось увидеть при жизни.

Насчет конкретного места встречи подруга погорячилась. Памятник ее долготерпению успели снести. В отличие от кинотеатра, рядом с которым он в свое время притулился. Свое почетное название «памятника» раздолбанный киоск с мороженым получил лично от Наташки. Как-то подруга поджидала меня рядом с этим хранилищем прекрасного, внося весомый вклад в дело реализации мороженой продукции. Я задерживалась. Подруга, не особо расстраиваясь по этому поводу, раз за разом покупала новую «последнюю» порцию и очень удивлялась тому, что киоскерша на глазах теряет свое лицо, а вместе с ним моральный облик столичного продавца. Когда женщина очередной, но действительно последний раз нырнула за приснопамятным десятым рожком пломбира, Наташка забеспокоилась: выныривать она не торопилась. На улице было сущее пекло, в киоске – ад, но, как позднее выяснилось, окосевшая от систематического утоления жажды дешевым портвейном продавщица нашла выход из положения, использовала далеко не новую рекомендацию: «Держи голову в холоде, а ноги – в тепле. В конце концов, невменяемую киоскершу вытащили на волю с помощью скучающего в дозоре милиционера, а Наташка стойко оберегала чужое добро от еще более чужих рук вплоть до прибытия истинной хозяйки. Благо номер ее телефона значился на внутренней стенке киоска, а со скоростью прибытия на точку она обскакала даже меня. В знак особой своей благодарности женщина преподнесла Наташке очередной рожок.