Женевьева подошла к окну. Отдернув штору, она выглянула на улицу, которую видела прошлым вечером. Было всего семь часов утра, но уже совсем рассвело, однако и теперь узнать улицу не представлялось возможным. Впрочем, Женевьева догадывалась, что это Рэмпарт-стрит — где же еще мог креольский джентльмен поселить свою любовницу-квартеронку?

— Николас уже здесь, — доложил Доминик, появляясь в дверях.

— Что ты ему сказал? — Оказалось, что Женевьеве небезразлично, что узнает ее кузен.

— Ничего. — Доминик улыбался. — Скажи сама что хочешь. Я лишь велел сделать так, чтобы по возвращении домой на твоем добром имени не появилось ни единого пятнышка. — Он накинул ей на плечи плащ, тщательно спрятал волосы под капюшон и, взяв ее лицо в ладони, сказал:

— Думаю, тебе следует начинать сборы в монастырь урсулинок.

— Когда?

Нельзя было не признать: сердце ее забилось сильнее при мысли о том, что прошлая ночь не стала началом конца их знакомства. Из-за этого волнения она забыла рассказать Доминику о визите Анжелики.

— Как только ты будешь готова. — Доминик легко коснулся губами ее губ. — Приходи сюда завтра после полудня. Я буду тебя ждать.

— Но я не знаю куда «сюда», — напомнила ему Женевьева. — И ума не приложу, как мне незамеченной выйти из дома средь бела дня.

У Доминика брови поползли вверх.

— Мадемуазель Женевьева, не надо кокетничать. На меня это не действует. Если захочешь прийти сюда завтра днем — найдешь способ. Ты, наверное, забыла, что у меня была неприятная возможность убедиться в твоих способностях добиваться того, что ты пожелаешь. — Он рассмеялся, но по-доброму. — Этой способностью обладаю и я, дорогая фея. Мы с тобой — два сапога пара, так что не пытайся обмануть того, кто знает тебя не хуже, чем ты сама.

У Женевьевы мурашки пробежали по спине при этих словах. Наверное, они действительно «два сапога пара». Иначе как могло случиться то, что случилось, и что. Господи прости, она здесь делает?

— Я приду, — тихо пообещала она. — Это ведь Рэмпарт-стрит, правда?

— Именно так. А дом ты узнаешь, если внимательно посмотришь на него, когда выйдешь. Ну, пора. — И Доминик взял ее под локоть.

Значит, страстного прощания не будет? И никаких воспоминаний? И романтического обмена признаниями? Каперу предстоял трудовой день, это ясно, и мыслями он уже был весь в делах. Женевьева пожала плечами: «Я и не собиралась мешать ему!» Они спустились по лестнице, которой она не видела по прибытии. Казалось, и то одеяло было в какой-то другой жизни, и завернута в него была другая девушка.

Николас стоял в квадратном холле с вытянутым лицом и темными кругами под глазами. От тревоги? Нечистой совести? Или просто оттого, что не выспался? Этого Женевьева сказать не могла. Но было совершенно ясно по взгляду, брошенному им на капера, что Сен-Дени не намерен делать ничего, что разозлило бы Делакруа, — например, требовать сатисфакции за подлое похищение его кузины.

— Доброе утро, Николас, — бодро приветствовала его Женевьева. — Как повеселился на балу? Надеюсь, Элиза не обманулась в своих ожиданиях? Месье Делакруа. — Она протянула руку кацеру, стоявшему на лестнице. — Благодарю за гостеприимство.

Смешинки плясали в его бирюзовых глазах. Но он почтительно поцеловал ей руку:

— Это я благодарю вас, мадемуазель. Надеюсь, мы скоро увидимся снова.

Склонив голову, Женевьева сделала легкий реверанс и повернулась к кузену.

Кузен поспешил к двери, чтобы открыть; ее, но Сайлас опередил гостя.

Они прошли мимо молча провожавшего их слуги и вышли на Рэмпарт-стрит. Женевьева инстинктивно натянула капюшон на лицо. Ни у одной респектабельной дамы не может быть никаких дел на этой улице. Впрочем, ее едва ли теперь можно назвать респектабельной дамой, не так ли? Она обернулась и оглядела дом, чтобы получше запомнить. Ее взгляд скользнул по третьему этажу к окну — тому самому, из которого она недавно выглядывала на улицу, — и встретился с пристальным, напряженным взглядом квартеронки. У Женевьевы мурашки пробежали по коже, но в этот момент за спиной у Анжелики возникла фигура и чьи-то руки обняли квартеронку за плечи. Это Доминик уводил свою любовницу от окна. В постель?

"Ну и что, если даже так? — сердито упрекнула себя Женевьева. — Это не мое дело». Она знала, что отношения мужчины с любовницей-квартеронкой не имеют ничего общего с его отношением к креольской даме, будь то его жена, сестра, тетка, мать или даже любовница.

— Я не понимаю, что произошло, — говорил Николас низким взволнованным голосом. — Почему Доминик, похитив тебя, не вынудил дядю сотрудничать с ним?

— Капер совершенно справедливо решил, что моя поруганная честь не будет для отца достаточно побудительным мотивом. Но Делакруа согласился оставить в покое Элизу.

— И отказаться от своего плана? — Николас остановился посреди улицы, недоверчиво глядя на кузину. — Никогда не видел, чтобы Доминик отказывался от задуманного. Как тебе это удалось?

— Я сама пообещала ему помочь, — беспечно ответила Женевьева. — Но это не твое дело, Николас. — Она недовольно посмотрела на изумленного кузена. — Тебе лучше ничего не знать. Тебя ведь освободили от всех обязательств. Разве этого недостаточно?

Николас вспыхнул от неловкости:

— Надеюсь, ты понимаешь, что я не спал всю ночь, с ума сходя от страха за тебя?

— У тебя не было никаких причин для беспокойства. — коротко бросила Женевьева. — Разве Сайлас не передал тебе записку?

— Но она меня мало успокоила. Там содержался приказ явиться к семи утра в этот дом, однако я понятия не имел, что здесь случилось.

— Так или иначе, все позади, — объявила Женевьева. — Если впредь ты не будешь делать долгов направо и налево и втягивать своих родственников в такую трясину, — сказано было, резко, но младшей Датур трудно было простить Николаса за то, что могло случиться с Элизой.

Однако даже когда Женевьева размышляла об этом, внутренний голос, бередя душу, напоминал ей, что, если бы не кузен с его трусливой глупостью, она никогда не испытала бы такого счастья, столь далекого от опыта девушки на выданье. И не было бы у Женевьевы волнующей перспективы…

— Кто эта худышка? — спросила Анжелика. — Ты не говорил, что будешь спать с ней.

— Я и не собирался, Анж. И она не имеет к тебе никакого отношения, поняла?

— Но ты привез ее сюда, в мой дом, — возразила Анжелика, хотя знала, что говорить этого не следует.

— Это мой дом, — напомнил капер, — и я волен делать здесь все, что мне заблагорассудится. Она будет приходить сюда и впредь, и, когда это будет происходить, ты будешь отправляться в гостя.

Доминик потер подбородок и нахмурился нужно побриться и принять ванну. При иных обстоятельствах он все это сделал бы здесь, но Анжелика выглядела опечаленной, обиженной и была готова устроить сцену, а он этого не выносил.