Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, можно заключить, что из общего числа поселений даже в начале IX в. хутора и одиночные дворы составляли в большинстве провинций порядка 97–99 %[46]. Между тем, мы знаем, и не только по распространенности «вилл» и «дворов» в названиях французских городов, но и по самым разным источникам, в том числе по истории развития городов, прослеженной историками ([128] р. 69–70), что именно из этих, а также построенных в дальнейшем «с нуля» поселений (в том числе “villeneuve”, “bastide”, «bourg», «villefranc» и прочих) образовались тысячи городов во Франции. Итак, если исходить из того, что в этих поселениях в V–VII вв. жило, как правило, от нескольких человек до нескольких десятков человек, или их еще не было вообще, а в наше время в тех же поселениях проживают тысячи и десятки тысяч, то мы говорим о росте населения с тех пор и до наших дней в несколько сотен раз. Соответственно, если в наши дни средняя плотность населения Франции составляет порядка 110 чел./кв. км., то в то время она, по всей видимости, была менее 1 чел./кв. км.
Примерно те же результаты может дать и сопоставление площади «сите», то есть старых городов античности в момент их наибольшего сокращения, с их нынешней площадью. Например, площадь Бордо составляла в раннем средневековье 32 га, Нанта, Труа и Руэна — 16 га, Парижа — 9 га, Бовэ, Тура и Ренна — от 6 до 10 га, в то время как площадь Константинополя составляла в этот же период около 1500 га ([151] р.81; [149] р.131). Соответственно, площадь указанных городов во Франции к сегодняшнему дню выросла в сотни или даже в тысячи раз. Причем, площадь стен старого города («сите») в ряде случаев даже преувеличивает реальные размеры этих городов в VI–VII вв. Например, археологические раскопки в Туре показали, что многие дома в черте старого города в эти столетия пришли в упадок, и лишь в IX–X вв. площадь внутри этой черты опять была полностью застроена ([128] р.66).
Может возникнуть вопрос: а не могли ли города образовываться в результате, например, слияния нескольких десятков таких хуторов, о которых шла речь выше; в этом случае приведенные выше оценки были бы неправомерными. Имеющиеся данные опровергают эту возможность как массовое явление. Известно, что франкские «виллы» и «дворы» в VI–VII вв. никогда не располагались рядом, между ними всегда находились большие пространства, покрытые лугами и пастбищами — на что указывают историки Р.Кёбнер и М.Блох. Германцы, по-видимому, следуя своей старинной традиции, описанной еще Тацитом, и селились на хуторах с тем, чтобы не иметь недостатка не только в обрабатываемой земле, но и в лесах и пастбищах, где они могли пасти скот и заниматься охотой ([82] рр. 17–42, 231–232). Разумеется, по мере роста городов во втором тысячелетии несколько бывших «дворов» и «вилл» могли оказаться в черте одного города, но вряд ли речь могла идти о нескольких десятках[47].
Итак, мы рассмотрели целый ряд демографических, финансовых и археологических данных, а также историю упадка и последующего развития городов в Западной Европе. И все эти факты свидетельствуют об очень существенном (в несколько десятков и даже в сотни раз) уменьшении населения провинций Западной Римской империи к концу античности — началу средневековья, а также об уменьшении плотности населении до очень низкого уровня (порядка 1 чел./кв. км.). Давайте теперь посмотрим, подтверждают ли это другие экономические показатели. Самой простой отраслью промышленности античности, сохранившейся и в период раннего средневековья, было производство керамики, которая использовалась в повседневном быту. Но археологические исследования показали, что число гончарных мастеров резко сократилось — до такого низкого уровня, что, как пишут Р.Ходжес и Д.Уайтхаус, в VI–VIII вв. в Галлии один или два мастера «покрывали потребности целых областей», при том, что они производили достаточно широкий набор изделий и население по-прежнему их приобретало ([138] р.83). Давайте сравним это с периодом расцвета Римской империи. По данным А.Гренье, в начале II в. н. э. на одном из крупных керамических центров в Галлии — Лезу — работало 3000 гончарных мастеров, ставивших свои личные клейма на изделиях. Причем, речь идет только о тех, чьи клейма были обнаружены во время раскопок, и, разумеется, не считая их помощников и наемных рабочих ([110] р.548). Промышленная зона города с печами по обжигу керамики занимала несколько квадратных километров площади. Лезу был не единственным центром керамической промышленности в Галлии, таких крупных центров было несколько или, возможно, около десяти, не считая мелких локальных производств. Если принять, что Лезу с его 3000 мастеров обеспечивал своей продукцией даже в 10 раз большую территорию, чем те 1–2 гончара, о которых говорят историки раннего средневековья и которые «покрывали потребности целых областей», то и тогда мы говорим о сокращении объемов производства керамики в сотни раз. Поскольку, по мнению историков, в основной массе население Римской империи никогда не было склонно к чрезмерному потреблению, а имело весьма скромные запросы в быту и повседневной жизни ([151] рр.82–83), то указанную разницу в сотни раз лишь в небольшой мере можно объяснить более скромными запросами жителей Галлии в VI–VIII вв. по сравнению со II в., а в основном нельзя объяснить ничем иным, кроме соответствующего уменьшения населения.
Другой отраслью, которая позволяет делать экономические сопоставления между античностью и ранним средневековьем, является сельское хозяйство. Объем пищи, потребляемой человеком в эти столь разные исторические эпохи, в среднем вряд ли сильно различался. Между тем, выпуск сельскохозяйственной продукции очень значительно сократился. Об этом свидетельствует, во-первых, очень значительное увеличение площади лесов и болот, а также пастбищ и пустынь. Судя по описаниям, леса, болота и пастбища в Галлии занимали в VI–VII вв. до 90 % всей площади, или даже более. Так, каждый лес имел свое собственное название, и почти не было случаев, когда лес называли по имени прилегающей деревни или города, что стало обычным явлением уже лишь во втором тысячелетии. Помимо вековых лесов, были