— Что за отраву ты им наливаешь? — принюхалась к чаше девушка. — Небось, опять все только для мужиков?

— Обычный сбитень, пей, сколько хочешь.

— Зачем же ты… Если в этом питье ничего особенного нет?

— Чтобы наказания опасались. — Олег демонстративно отпил немного горячего пряного напитка. — Коли страха не будет, так и клятвы пустыми окажутся. Ляпнул и забыл. Теперь же все станут считать, что зелье за обман покарает.

— Жулик ты!

— Я чародей, Роксалана. Истинные чудеса всегда незаметны и непостижимы, как зачатие ребенка. Люди же любят восхищаться шумом и гамом, потеть от ужаса. Если маг хочет, чтобы его уважали, приходится давать смертным то, чего они хотят. Немножко меда, немного дыма, немного корицы — и целые народы сами себя запирают в тюрьмы собственного бессмысленного ужаса.

— Разве это хорошо?

— Разве мы говорим о добре или зле? — наколол на нож кусок солонины ведун. — Мы говорим о том, что все вы хотите дойти до Китая. А для этого нам нужны проводники. И нужно, чтобы никто из кочевников не попытался хаять степняков за то, что они другие, и чтобы сами степняки почувствовали себя своими для нашего народа, а не чужаками. Побратимы нынче — это почти что близкие родственники. Если все принесут клятву, никакой вражды не возникнет. Может, кто чего-то там в душе и подумает, но вслух никогда не скажет. Действия зелья испугается.

— Насаждаешь основы толерантности?

— А то, — не стал отпираться Середин. — Толерантность — это такое странное чувство, которое всегда и везде воспитывается исключительно насилием и запугиванием. Как, впрочем, и другие виды гуманизма. Но согласись, это делается исключительно ради общего блага. Правда?

— Тебе только адвокатом работать. Врешь и не краснеешь.

Середин на такое заявление вполне мог бы и обидеться — но тут на дороге показались еще с десяток всадников, и ему пришлось заняться обрядом. Причем безостановочно — воины из ближних городов, пастухи, редкие местные мужчины подходили непрерывно. Хорошо хоть, Роксалана не стала капризничать и помогла поддерживать огонь под котлами со сбитнем, доливала воду, бросала медовые шарики, а потом стала еще и подносить нукерам корцы с «зельем».

Большинство мужей, приведенных волком к алтарю, соглашались признать побратимство, некоторые все же уходили. Но такое случалось только среди каимцев. Вокруг алтаря медленно разрастался воинский лагерь — часть нукеров, принеся клятву, оставались на поле неподалеку, разводили костры. Пару раз они даже подходили с баранами и просили принести от их имени Волку жертву.

К вечеру именно сюда, к новому святилищу, добрался и обоз. Над зеленой травой одна за другой вырастали юрты. К тому часу, как невольницы с несколькими помощниками собрали походный дом Приносящего добычу, поток волчьих избранников иссяк, и Олег даже смог лечь за целых «две палки» до заката, чтобы хорошенько выспаться.

Новым днем к алтарю явился Чабык почти со всем воинством кочевников. Он безропотно выпил зелье, пообещав считать своих нукеров побратимами, велел выставить дозоры и самолично принял участие в наполнении казанов и зачерпывании сбитня для других.

Вместе со всеми прискакал и Любовод, издалека послушал речи ведуна — и, не привлекая внимания, тихо ушел в город.

На третий день число новообращенных заметно упало, на четвертый таковых оказалось всего семеро, и лишь пятым днем, незадолго до полудня, случилось столь ожидаемое ведуном чудо: на дороге появились четыре идущих отриконь всадника незнакомого облика. Они были так же смуглы, как и большинство кочевников, имели узкие глаза и чуть приплюснутый нос. Но вот одежда и оружие отличались разительно. Вместо привычных для горцев шапок — или округлых, или со свисающими назад и на уши теплыми меховыми лентами — эти воины укрывали головы войлочными треуголками, похожими на европейские времен Средневековья, столь любимые пиратами: острый конец вперед, закрученные поля справа и слева и развернутый меховой край, ниспадающий сзади на плечи. Их кафтаны на первый взгляд походили на пончо — такой же свободный покрой, такие же свисающие с плеч края мягкой ткани, заменяющие рукава. Вот только спереди они имели разрез и были украшены нашитыми на полы разноцветными лентами. Мало того, сбоку, прямо на кафтане, крепились внушительные косари. На крупах коней болтались совсем крохотные щиты, обтянутые толстой бычьей кожей, седла были с необычно низкой лукой, едва приподнятой над конской спиной.

Следуя за видимым только им зверем, степняки с опаской поглядывали на обширный ратный лагерь.

— Нас привел волк, — сообщил самый старший из них, лет тридцати. — Он ушел к тебе.

— Волка послала здешняя земля, храбрые воины! — завел Олег привычную речь. — Оскудела она кровью и силой после тяжких испытаний и созывает честных и храбрых людей поселиться на ее просторах. Готовы ли вы стать хозяевами и верными слугами этой земли, признать своими кровными братьями всех, кто откликнулся или откликнется на ее зов? Вы получите пастбища для скота, дома для зимних припасов, защиту от врагов.

— Мы благодарны за предложение дружбы, шаман, — приложил руку к груди степняк. — Дозволь нам недолго перемолвиться.

Степняки собрались в кружок, тихо пошуршали словами и почти сразу разошлись:

— Мы благодарны за предложение дружбы, шаман, и с радостью предложим нашу дружбу твоему народу, но мы желаем сохранить свое родство в своем племени.

Они не мешкая поднялись в седла и умчались, словно опасаясь погони.

Новые гости появились часа через два — и поведение их никак не отличалось от поведения первых степняков. Затем на дороге показались три повозки, запряженные быками. В отдалении крохотные всадники — видимо, мальчишки — приглядывали за стадом в полтора десятка рогатых коровьих голов и сотней овец. Обоз остановился в полуверсте от алтаря — как только путники заметили воинский лагерь. Вскоре вперед вынесся всадник, промчался по тракту стремительным галопом. Лицом степняк был почти черен, сухая кожа собралась в мелкие складочки, словно накануне из воина выпустили изрядное количество воздуха. Он спешился, быстрым движением спутал ноги коню, вынул косарь, опустил его на землю. Безоружным подошел ближе, глянул на алтарь, на Олега, на десятки юрт в поле и приложил руку к груди:

— Я пришел за волком, мудрый человек.

— Волка послала здешняя земля, — устало повторил ведун. — Она оскудела, ей нужны жители. Пастухи, пахари, ремесленники. Те, кто будет верен ей, а не далеким родичам, и всех соседей признает побратимами.

— И вы дадите нам пастбища? — неуверенно переспросил степняк.

— Да, — кивнул Олег. — Их здесь пока заметно больше, нежели скота.

— Я согласен!

Наверное, Середину в этот миг следовало ощутить радость: как-никак, среди побратимов появился первый степняк. Но на Олега вместо радости навалилась тоска. Он отлично понимал, что перед ним обычный бедняк. Не имеющий своей земли, крепкого рода, надежды на будущее, еле сводящий концы с концами. Для опустевшего Каима и такой работник сгодится — но пользы в организации похода от него не дождешься. Да и нукер из него явно не получится. Хорошим проводником мог быть только опытный нукер — знающий земли, стоянки, пустыни, умеющий спланировать долгий переход и ведающий трудности военной специфики. Однако умные, достойные воины были на счету у любого народа. Они не бедствовали, имели свои земли и стада… С какой стати бросать им привычный уклад и переходить под руку к чужакам? Любопытство могло погнать их вслед за волком — но никакая сила не заставит принести клятву неведомому народу.