Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я всегда был хорош по части налаживания связей, – сказал он Нанао с гордостью. – Так что, думаю, я был просто создан для посреднической работы.
Это не показалось Нанао особенно интересным. Но затем мужчина предложил ему работу.
– Возьмешь задание не через Марию, а через меня? Потому что у меня есть для тебя отличная работа. Но есть хорошие новости и плохие новости.
Это была его обычная манера: он всегда сообщал о положительных и отрицательных сторонах задания.
– И какие новости хорошие?
– Эта работа очень хорошо оплачивается, и у тебя, Нанао, будет великолепный шанс проявить себя.
– А плохие?
– У тебя будут ужасные противники. Мандарин и Лимон. Хочу сразу предупредить тебя, что в нашем деле это самые лучшие исполнители. Если кто поручает им задание – он может быть уверен, что оно будет выполнено. Они самые безжалостные, самые жестокие и, вне всяких сомнений, самые опасные. Настоящие психи.
Нанао тогда отказался без лишних раздумий. Дело было не в том, что он не был готов работать с кем-либо, кроме Марии. Тот человек несколько раз повторил слово «самые», а это было на него не похоже. И ему совершенно не хотелось вступать в противостояние с этими ребятами.
– Я правда не хочу связываться с этой парочкой, – чуть не плачет в трубку Нанао.
– Ты можешь не хотеть, но это их не остановит. Это точно их чемодан, – Мария говорит спокойно. – И потом, называть кого-то «номером один» в нашем деле – все равно что вручать «Оскара». Это вопрос чьих-то предпочтений; люди просто говорят, что им хочется. И потом, есть много кандидатов на эту премию. Ты ведь слышал о Толкателе? Ну, том самом, который толкает своих жертв под поезда и проезжающие машины и представляет все как несчастный случай. Некоторые считают, что он лучший в бизнесе. А одно время все говорили про Шершня…
Нанао известно это кодовое имя. Шесть лет назад Шершень прославился, проникнув в офис главы преступного мира Тэрахары и убив его. Он использовал отравленную иглу, которой колол людей в шею. Поговаривали, что в действительности Шершень – это два человека, работающих вместе.
– Но теперь никто больше не вспоминает про Шершня, верно? Мода на него прошла. Одно успешное громкое дело – и он исчез со сцены. Прямо как пчела, которая может ужалить всего один раз.
– Вот как…
– Бо́льшая часть всех этих историй про суперпрофессионалов прошлого – всего лишь легенды, не более того.
Нанао вспоминает еще одну вещь, которую сказал ему тогда посредник:
– Я просто обожаю смотреть старые фильмы. Каждый раз думаю: как они умудрялись делать их такими классными, когда у них не было никакой компьютерной графики и спецэффектов? Взять хотя бы немецкие немые фильмы – они такие старые, но при этом производят такое потрясающее впечатление!
– Вы не думали, что они производят такое впечатление именно потому, что такие старые? Как в случае с антиквариатом?
Посредник отрицательно покачал головой, придав этому простому жесту как можно больше театральности.
– Нет, нет. Это именно вопреки тому, что они старые. Посмотри «Метрополис». Точно так же профессионалы прошлого были действительно крутыми. Они были более серьезными, более жесткими – это я хочу тебе сказать. Кости у них были крепче. Они были сделаны из другого материала, – он говорил с подлинной страстью. – И знаешь, почему они никогда не проиграют нынешним?
– Почему же?
– Потому что все они либо уже мертвы, либо отошли от дел. Так что они уже точно никогда никому не проиграют.
– Я мог бы догадаться, что вы это скажете.
Посредник величественно кивнул и углубился в истории о его друзьях, вошедших в легенды…
– Может быть, если я сейчас отойду от дел, – говорит Нанао в трубку, – тоже стану легендой?
– Точно станешь, – парирует Мария. – Ты войдешь в историю как человек, который не может выйти из поезда на станции Уэно.
– Я сойду в Омия.
– Конечно. Чтобы не стать человеком, который также не может выйти из поезда в Омия.
Нанао отключается и возвращается на свое место в четвертом вагоне.
– Эй, дедуля, – заговорщицким тоном говорит Принц. – Случилось кое-что интересное.
– Интересное? Так я тебе и поверил, – вызывающе отвечает Кимура. Он подносит свои связанные руки к лицу и почесывает нос большим пальцем. – Что, на тебя снизошло божественное откровение? Ты вдруг осознал, какой ты отвратительный ребенок? Какой плодотворный поход в туалет, надо же!
– Есть туалет прямо возле нашего вагона, но я пошел в противоположном направлении, так что мне пришлось пройти через шестой вагон, чтобы попасть в туалет между шестым и пятым.
– Ну что ж, даже его высочество Принц иногда совершает ошибки.
– Да, но мне всегда сопутствует удача… – Произнеся это, Принц задумывается – а действительно, почему ему всегда сопутствует удача? – Даже если я ошибаюсь, в итоге все складывается наилучшим для меня образом. Так что, хоть я и пошел в дальний туалет, в итоге все повернулось очень даже хорошо. Во-первых, по пути я встретил в тамбуре двух мужчин. Сначала я не обратил на них никакого внимания, просто зашел в туалет. Но когда возвращался обратно, они все еще были там. Один из них обхватил руками другого и поддерживал его, чтобы тот не упал.
– Если кого-то приходится так держать, значит, кто-то мертвецки пьян, – ухмыляется Кимура.
– Вот именно. Тот, который держал второго, именно так и сказал: «Мой приятель просто перебрал». Вот только мне так не показалось.
– Что ты имеешь в виду?
– Он не двигался и был без сознания, но от него не пахло алкоголем. Но главное – угол поворота его шеи не выглядел естественным, – нетерпеливо возражает Принц.
– Угол поворота его шеи?
– Тот парень, на котором были черные очки, делал все возможное, чтобы скрыть это, но я практически уверен, что у его приятеля была сломана шея.
– Ну, знаешь, – Кимура тяжело вздыхает. – Такого точно не может быть.
– Почему? – Принц смотрит мимо Кимуры в окно, наблюдая за проносящимся там пейзажем.
– Потому что если бы кто-то умер, здесь уже поднялся бы шум.
– Тот парень явно не хотел, чтобы поднимался шум, поэтому он придумывал отговорки одну за другой. Лгал мне прямо в лицо.
Он описывает Кимуре мужчину в черных очках. Тот выглядел добрым и спокойным, но предложение помочь ему отвести якобы пьяного приятеля на место его явно взволновало. Было очевидно, что он пытался сохранить маску невозмутимости, но внутри был в абсолютной панике. Принцу стало его почти жаль.