– Разве это что-то для меня меняет? – усомнился Сундуков. – Какая разница, кто именно станет выбивать из меня деньги?

– Огромная. Ты останешься работать в «Башне», наберешь новую команду, будешь выступать, погашая долг постепенно. – Смягчая тон, Гелхаев встал и приблизился к призадумавшемуся собеседнику, чтобы положить руку на его плечо. – Я ведь могу подождать и полгода, и год. Триста тысяч долларов не такая уж большая сумма, если разбить ее на двенадцать месяцев?

– Как, уже триста? – дернулся Сундуков.

– Кредит всегда чего-нибудь да стоит, – пояснил Гелхаев, поглаживая поникшее плечико артиста. – В том числе и кредит доверия. Ты ведь не подведешь меня, Ник? Ты ведь не хочешь, чтобы мое отношение к тебе изменилось в худшую сторону?

– А Алиса? Что именно ей придется сделать?

– Не забивай себе голову вещами, которые тебя не касаются. Звони домой. Впрочем, я не настаиваю. Если хочешь, просто попрощайся с любимой женой, скажи ей, что больше она тебя никогда не увидит. Или попроси ее приехать сюда и сделать то, что ей будет велено. – Гелхаев уже не ласкал плечо собеседника, а мял его, давая понять, какое оно, в сущности, нежное и хрупкое. – Как видишь, у тебя по-прежнему есть выбор. Так что решай сам.

Оставив Сундукова в покое, Гелхаев отвернулся, прекрасно зная, что решение давно принято. В тот самый момент, когда артист упомянул имя своей жены. Фактически он сдал ее, подставил вместо себя. Теперь разыгрывает терзания, чтобы не выглядеть законченным подонком и трусом. Что ж, знакомая поза. В нее становятся почти все, кто предает своих близких. Главное, делать вид, что ничего особенного не происходит.

Дождавшись, пока Сундуков закончит разговор по мобильному телефону, Гелхаев поощрительно улыбнулся ему и спросил:

– Ну что, скоро ты познакомишь меня со своей женой?

– Алиса приедет часа через полтора, – поведал Сундуков, заламывая пальцы, суставы которых щелкали, как кастаньеты. – Даже не знаю, правильно ли я поступил? Что теперь будет?

– Э, нашел о чем беспокоиться. Мы ведь теперь друзья, пх! – Гелхаев добродушно хрюкнул. – Поэтому, когда Алиса явится, мы для начала посидим за столом, пообщаемся, познакомимся поближе и… – он хитро прищурился, – и, может быть, даже споем. Одну из тех хороших старых песен, которые ты еще сегодня не любил, но теперь полюбишь, обязательно полюбишь. А пока что разомнемся немного. Только ты да я, да мы с тобой, да?

– Не понял, – пролепетал все прекрасно понявший Сундуков. Судя по его изменившемуся лицу, парень явно имел соответствующий опыт и он, этот опыт, был каким угодно, только не приятным.

– Понял, – засмеялся Гелхаев, – все ты понял, Ник. Снимай штаны. Будем знакомиться заново.

Устроившись перед телевизором, Катя бездумно смотрела передачу «Горячие факты», думая о своем.

У нее было много проблем, и главной являлась несложившаяся судьба брата.

Миша пропадал. Не спивался, нет, – он не принадлежал к числу тех мужчин, которые валяются под заборами, маются тяжкими похмельями и загибаются от кондрашки. Его разъедала тоска. Посмотришь ему в глаза – и представляешь себе зверя, томящегося в клетке. Наверное, ему нужно было родиться в другое время, в другом месте. Не в разваливающейся стране, не в эпоху глобального рынка. Плавать бы ему по далеким морям, открывать неведомые земли, сражаться за честь прекрасных дам, рубить головы драконам. А он, Миша, последние месяцы прозябал в Москве, переходя из одной охранной фирмы в другую, встречаясь и расставаясь с черезмерно разбитными женщинами, заводя шапочные знакомства вместо дружбы… заливая глаза… сыпля прибаутками… отшучиваясь, отмалчиваясь, открещиваясь.

Никому не нужный и одинокий, как костер, разведенный посреди степи непонятно для чего, неизвестно кем. Костер на ветру. Вроде бы светит, вроде бы греет, но для кого? И на сколько его еще хватит? Из задумчивости Катю вывело слово «Беслан», воздействующее на россиян примерно так же, как на американцев – упоминание одиннадцатого сентября. Правда, погрустневший ведущий сразу оговорился: на этот раз чеченским террористам не удалось провести столь крупномасштабную акцию. Но есть ли гарантии, что подобное не повторится в скором будущем? Нет, ответил себе ведущий, скорбно качнув головой, таких гарантий нет. А почему? А потому что силовые структуры и ведомства, как всегда, реагируют на происки боевиков слишком поздно. Странно, не правда ли? Ведущий позволил себе коротенькую многозначительную улыбку, прежде чем предложил зрителям перенестись на место недавних событий. На телевизионном экране возник обгоревший вагон с выбитыми стеклами, в котором, как поведал замогильный голос комментатора, погибло шестеро ни в чем не повинных пассажиров. «Они думали, что власти гарантируют им жизнь. – Голос в динамиках дрогнул. – Но власти смогли обеспечить им лишь места в морге судебной медицины…» Бегло пройдясь по лицам рыдающих родственников, камера устремилась в небо, настраивая зрителей на возвышенный лад. После чего действие перенеслось на железнодорожное полотно, тянущееся вдоль горного склона.

«Чечня, – торжественно произнес закадровый голос. – На этой сравнительно небольшой территории площадью девятнадцать тысяч квадратных километров год за годом буксует махина российских Вооруженных сил. Каковы причины столь загадочного феномена? Давайте попытаемся разобраться в этом…»

Одни годами буксуют, другие годами разбираются, и все без толку! Катя уж собиралась переключиться на другой канал, когда передумала, увидев на экране нового персонажа. Внешне он ничем не походил на Катиного брата, но вместе с тем был явно слеплен из того же самого теста, такого черствого, что укусить даже не пробуй: зубы обломишь.

Этот седой, продубленный солнцем мужчина, одетый в новехонький пятнистый комбинезон, беседовал с невидимым телерепортером, пока оператор давал крупные планы развороченной железнодорожной насыпи, особенно долго задерживаясь на бурых пятнах и кучках обгорелого тряпья. Когда камера уставилась на оплавленную бутылку из-под минеральной воды, репортер, возвысив голос, прокомментировал: «Пассажиры поезда не ожидали, что такое еще возможно. Полагая, что федеральные войска контролируют территорию республики не на словах, а на деле, они отправились в эту злополучную поездку по маршруту Москва – Гудермес… Для шестерых из них она стала последней». Телеобъектив выхватил тронутую огнем обложку книги: бритоголовый молодчик в золотом ожерелье небрежно растопырил пальцы, явно рисуясь под многозначительным названием «Отмороженный авторитет». Видимо, оператор усмотрел в этом какую-то только ему понятную символику.

«Скажите, – раздался закадровый голос, – вы, военные, собираетесь как-то реагировать на этот вызов?»

Портрет бритоголового сменился изображением седого мужчины в камуфляже.

«Если бандит с ножичком за углом жертву подкарауливает, то разве это вызов? – спросил он. – Это разбой. Бандита нужно изловить, а еще лучше – пристрелить на месте».

«Гм, не слишком ли вы упрощаете чеченскую проблему?»