Выглянув в смотровую щель, я увидел, как тигра уносит бесформенный кус мяса, истекающий кровью. Потащила в джунгли. Самка, ясное дело. Накормит личинку и вернется по мою плоть… Мою и этой, как ее… Гостьи, одним словом. Заблудшей овечки. А черно-оранжевые сучары эти, между прочим, все – самки. Насколько я просек. И у всех личинки. Мамочки заботливые, это да. Абсолютно не ясно, как они оплодотворяются.

Но и мы тоже не вчера родились, как говорится…

Едва успел отпрыгнуть от Ворот. Ба-амм-мц! Камень бабахнул в листовую бронесталь, срикошетил к моим ногам. Ворота загудели, я – в шоке. А эта ярая, ч-черт, воительница уже хватанула второй булыжник. Пролетариатка, чтоб ее…

Я заорал ей, чтоб вернула кирпич на место, дура, взад положь!!!

Она не соизволила послушаться доброго совета. Метнула вторую каменюку мне прямо в лицо, неблагодарная! Но не попала в цель. Чего и следовало ожидать. Хрена бы я выжил в ЗОНЕ, если бы не научился вовремя башку втягивать в плечи, когда пресловутая женщина в белом лезвием своей косы свистит у самой моей головы… Спасенная от мужиков и тигры, любительница диско-музыки затравленно огляделась и вдруг оцепенела. Будто пыльным мешком вдаренная, застыла неподвижно, прямо как статуя в парке.

Это она увидела зеленую равнину за Рубежом, увидела краешек заходящего за Рубежом солнышка. Узрела свет, мелькнувший в проеме выхода, приоткрывшегося на прыжковую секунду…

И тут гостья преподнесла сюрприз. Самый неожиданный из возможных, поэтому я ошалел, тормознулся и едва не опоздал. Чего-чего, а такого молниеносного рывка не ожидал, понятное дело! Превращение разъяренной фурии в парковую скульптуру было вполне обоснованным, но… Словом, ка-ак припустила она к Рубежу, только пятки засверкали! Образно выражаясь. Хотя ну его к чертям, образ такой.

Я догнал бегущую в последний миг, буквально в паре шагов от Рубежа. Так вот. Ну и дурища, надо же! Но быстрая, прямо тигра, черт бы ее… И откуда она такая прыткая здесь взялась, ума не приложу. Зато рад я, рад несказанно, аж сердце из груди выпрыгивает!.. И то, что пришлось мощно спуртовать, выложиться по полной, было здесь ни при чем.

Однако осмыслил я все это гораздо позже. И всяческие выводы сделал уже потом. А в первые секунды знакомства, перехватывая шуструю «овечку» в преддверии Рубежа, я на бегу успел подумать о том, что – фиг ей! Тоже еще, заговоренная выискалась! Нашлась особая! Прынцесса, а как же. Прыгунья недоделанная! Все мы тут джамперы доморощенные… Увидим зарубежную идиллию – и все, готовенькие. Ножки чешутся попрыгать! А не желаете ли, сударыня, индейское национальное жилище – фигвам?..

Догнав, я схватил беглянку за куда попало и свалил наземь. И сразу же из моей головы напрочь вылетели все четкие, связные мысли… Ощутив под собой живую упругую плоть, тело среагировало естественным образом, и меня пронзило острейшее, дичайшее желание, о-о-ох… Скрежеща зубами, я отвалился, вскочил, хватанул девушку за ноги и поволок подальше от Рубежа, от греха.

Она брыкалась, дергалась, шипела, но я остервенело тащил ее к Бункеру. Дотащив, ударом сапога распахнул крышку люка, втолкнул в гостеприимный проем – единственный такой на всю ЗОНУ, быть может! – быстрым взглядом окинул внутреннее пространство Дома, от Частокола до Рубежа; спрыгнул в люк и наглухо закупорил за собой крышку. Уф-ф-ф. Прискакали. Счастливый финиш, ч-черт возьми. Вот и славненько.

Девчонка отползла в угол, забилась, закоконилась в свою враждебность и затравленно-ненавидяще вытаращилась на меня. Несложно представить, каким несусветным уродом я выглядел в ее глазах…

Громким и спокойным тоном посоветовал ей, чтоб вырубила музыку, уши лопаются. Кассетник-то выключать некогда было, так она и исполняла свой забег к Рубежу смерти под веселенькую диско-музычку.

Говорил я по-английски. И попал «в такт». Она поняла и даже выполнила. Я включил вторую лампу и присел за стол. Внутри Бункер поразительно смахивал на кубрик какого-нибудь там морского корабля, бороздящего водные просторы не здесь, а где – понятия не имею. Извечный вопрос: что такое ЗОНА и где она имеет честь обретаться? Ч-черт, то есть имеет бесчестье. Не стоит даже косвенно упоминать о чести применительно к сути и духу сконцентрированных здесь постапокалиптических…»

* * *

Этот мир утратил краски. Сам по себе или по чьей-то воле он стал совершенно бесцветным и признавал лишь один основополагающий тон – серый. Его оттенки превратились в частности целого. Серое обложенное тучами небо, серый бетон, серый асфальт, серый воздух…

Серые люди сидели у стены полуразрушенного серого здания, обреченно понурив головы. Женщины. Дети. Немногочисленные мужчины с посеревшими лицами и покрытым сероватой пылью оружием в руках. И разделяющие тоску хозяев собаки сплошь серой масти. Эти псы не лаяли, а лишь тоскливо поскуливали.

Он и она наблюдали за происходящим внизу из окна многоэтажки напротив. Девушка уже хотела было покинуть помещение и направиться к людям, но мужчина отговорил ее, прислушавшись к своему чутью, усиливавшемуся с каждым переходом… И очень своевременно. Улица внезапно наполнилась шумом автомобильных двигателей. Из выехавших в переулок шести крупных машин организованно, четко высадились хорошо экипированные, вооруженные люди. Серый цвет их формы был темного, насыщенного оттенка.

Он почти понял, что сейчас произойдет, поэтому бросился к напарнице, на ходу показывая жестами, чтобы она сохраняла молчание. Схватил за руку и оттащил в глубь темной комнаты. Где и присел в углу, сжимая девушку в крепких объятиях… А внизу уже бушевала ураганная перестрелка. Очереди, длинные и короткие, извергаемые различными видами огнестрельного оружия, крики и команды, вопли и стоны раненых и агонизирующих… Все это сливалось в зловещую симфонию, где дирижером была сама Смерть.

Постепенно стрельба начала утихать. Ей на смену пришел многоголосый женский плач, которому вторил вой собак. И… одиночные выстрелы. После каждого из них хор обреченных становился тише еще на один голос.

Девушка содрогнулась и зашлась в почти беззвучном рыдании, уткнувшись лицом в плечо партнера. В его глазах кипела, словно магма, ненависть к темно-серым, устроившим внизу расстрел. И подобно лаве, стремящейся прорваться в извержении, сея гибель вокруг, так и его ненависть жаждала и требовала выхода.

– Единственное, что нужно для торж-жества зла… это чтобы хорош-шие люди ничего не делали… – исторгла пересохшая глотка мужчины.

Он планировал отсидеться и остаться в стороне от событий очередного мира, где был всего лишь прохожим. Однако после того как с его губ сорвалась эта цитата, мужчина отстранил девушку и вскочил, полный решимости. Сбросил с плеч рюкзак, отрывисто бросил младшей: «Оставайся здесь!» – и, судорожно сжимая ребристую пистолетную рукоять, выбежал из комнаты.

По лестнице спускался уже не бродяга в грязном, некогда черном комбинезоне и потертой, исцарапанной куртке, что по инерции брел в неизвестность. Это снисходил ангел смерти, несущий заслуженное возмездие грешникам, более чем отчетливо знающий, куда направляется. Заслышав рокот моторов и визг покрышек колес, он заторопился, но… было уже поздно. Машины с карателями отъезжали.