Олег Игнатьевич снова замолчал, осмысливая полученную информацию. Ход его мыслей оставался для меня загадкой, но я терпеливо ожидала ответа, то и дело бросая косые взгляды на дверь. Почему-то мне не хотелось, чтобы Марина или даже Крокус застали меня разговаривающей по телефону с Графом.

— Знаешь, — наконец неспешно промолвил Олег, — я попробую навести тут кое-какие справки. Попрошу Пастора подключиться к этому вопросу.

С Виталием Александровичем Монькиным, имевшим в криминальных кругах столицы кличку Пастор, я была тоже неплохо знакома. Узнала я его в то же время, что и Графа, но вот таких дружеских отношений, как с последним, у меня с ним не завязалось. Однако я была полностью согласна с Олегом, что в плане какой-либо разработки найти более стоящего человека, нежели Пастор, просто нереально. Его связи простирались, как поется в песне, от Москвы до самых до окраин.

— Отличная мысль, Граф, — высказалась я вслух. — Буду тебе весьма признательна.

— Брось, это я твой должник.

На эту тему мы с Графом могли спорить бесконечно, хотя оба прекрасно знали, что давно уже потеряли счет взаимным услугам.

— Ладно, — улыбнулась я. — Увидимся завтра.

— Счастливо.

Я выключила мобильник. Настроение немного улучшилось, но назвать его радужным было нельзя. Вернувшись на кухню, застав Бекешина курящим возле раскрытого окна, я тут же набросилась на клиента с претензиями:

— Ты в своем уме, Крокус?

— А в чем проблема? — вскинулся он.

— Ты не знаешь первое правило безопасности? — Я оттолкнула его в сторону и задернула шторы. — Не приближайся слишком близко к окнам. Есть такие специалисты. К твоему сведению, называются снайпера.

— Ты дуешь на воду, Женя, — поморщился Крокус. — Где ты пропадала так долго?

— Соскучился, что ли?

— Ну, честно говоря, сидя в этой хибаре, с тоски подохнуть можно. Телевизор-то здесь есть?

— Есть, — я забрала у Андрея сигарету и затушила окурок. — Пойдемте в зал.

Квартира, в которой мы временно остановились, была двухкомнатной. Бекешин вольготно развалился на низеньком диванчике у стены и включил телевизор. Андрей защелкал пультом, переключая каналы, и остановился только тогда, когда наткнулся на известный штатовский боевик. Запрокинув руки за голову, Крокус на некоторое время и думать забыл о существующих в реальности проблемах. Марина прошлась по комнате и замерла возле огромного книжного шкафа.

— Внушительная библиотека, — одобрительно заметила она. — Ваша?

— Нет, — грустно ответила я. — Одного хорошего знакомого. Ныне покойного, правда.

Марина приподнялась на цыпочки и, ухватив тонкими пальчиками одну из книг, потянула ее на себя. Библиотекой давно уже никто не пользовался, и книги слиплись между собой. Марина дернула посильнее, шкаф слегка качнулся, и с верхней полки сорвался старенький коричневый фотоальбом. Взметнув к потолку облако пыли, альбом плюхнулся на пол и раскрылся. Несколько черно-белых снимков разлетелись в разные стороны.

— Простите, — стушевалась Марина.

— Ничего страшного, — я присела на корточки и взяла в руки альбом.

— Я помогу.

Марина присоединилась ко мне и стала собирать снимки. Бекешину не пришло в голову оказать дамам помощь, и он демонстративно продолжал изображать из себя Обломова, сконцентрировав все внимание на телевизоре.

Я вложила в альбом подобранные мною фотографии и обернулась к Марине, чтобы забрать у нее оставшиеся. Девушка, продолжая стоять на коленях, что-то удивленно разглядывала. Руки Марины, удерживающие между пальцев стопку снимков, слегка подрагивали.

— Что случилось? — спросила я и осторожно взяла девушку за локоть.

Марина перевела на меня бессмысленный взгляд и нелепо захлопала широко распахнутыми глазами. Состояние девушки было близко к трансу.

— Марина! — Я слегка встряхнула ее.

— Этого не может быть, — настолько тихо произнесла она, что я даже не успела уловить движения ее губ.

— Чего не может быть?

Марина молча, без лишних разъяснений, протянула мне верхний снимок. Я осторожно приняла его и всмотрелась в изображение.

Со старой черно-белой фотографии на меня взирал Константин Переверзин, человек, с которым я когда-то делила эту квартиру. Позже мой друг, поднявшись по служебной лестнице, перекочевал в Москву и пополнил ряды агентов ФСБ. Однако проработал он в этой престижной организации сравнительно недолго — погиб на самом взлете профессиональной карьеры.

На предложенном мне снимке Переверзин находился в обществе двух своих приятелей, плотно зажавших сухопарое тело Кости с обеих сторон. Молодые люди лучезарно улыбались в объектив и гордо выставляли напоказ новенькие формы выпускников Московской школы МВД. По рассказам Константина я знала этих его товарищей, оставшихся в столице учиться на юрфаке, когда он сам отправился по распределению в Тарасов. Позже, несколько лет спустя, именно по инициативе друзей троица сумела воссоединиться в стенах мощнейшего российского ведомства. Я имею в виду ФСБ, конечно.

— И что? — Я вновь перевела взор на Марину, абсолютно не понимая, что именно так шокировало ее в этой фотографии.

Девушка лихорадочно сглотнула и ткнула пальцем в снимок.

— Тот, что слева, — Игорь.

Неприятный холодок пробежал по моей спине.

— Какой Игорь?

Бекешин оторвал голову от мягкого подлокотника и уже в следующее мгновение принял на диване сидячее положение. Выходит, он лишь делал вид, что не вникает в происходящее.

Марина не ответила на мой вопрос. Вместо того чтобы пояснить ситуацию, девушка не выдержала и разрыдалась. Собранные фотографии вновь рассыпались по полу. Но сейчас ни мне, ни кому-либо еще не было до них никакого дела. Крокус спрыгнул с дивана и, подскочив к нам, грубо вырвал из моей руки фотографию.

— Мать твою! — громко зарычал Андрей. — Это же Дрозд. Клянусь богом, это он, Женя! Ты что, знакома с ним?

— Нет, — я откровенно растерялась. — Он — друг моего друга и…

Поворот событий был совершенно неожиданным для нас всех. К тому же я прекрасно понимала, что именно повергло в шок Бекешина. Мгновенно вспомнив сейчас все откровения покойного Переверзина, я со стопроцентной уверенностью могла сказать, кем был на самом деле Дрозд. Агентом под прикрытием.

— Вот черт! — Андрей резко впечатал правый кулак в раскрытую ладонь левой руки. — Легавый! Он был легавым. Мой подельник. Человек, которому я доверял, как самому себе, за которого готов был жизнь отдать.

Крокус нервно забегал по комнате из угла в угол. Глаза его налились кровью. Я даже стала опасаться, как бы Бекешин не принялся крушить мебель на конспиративной квартире. Марина продолжала плакать, но уже значительно тише. Да, нелегко осознавать, что близкий тебе человек в действительности оказывается не тем, за кого ты принимал его долгое время. Пусть даже и ушедший в лучший из миров.