Не на шутку перепуганная Катя отправилась в Дом с лилиями.

У ворот стояла знакомая машина. А рядом с ней…

Егор! Вот же принес черт! Надо спровадить его отсюда.

Катя мигом скроила самую беззаботную улыбку:

– Привет!

Однако Егор не собирался улыбаться в ответ. Даже в сумерках было видно, какое у него хмурое лицо:

– Где Кира?

– Она… ну, она же пропустила много, – с места в карьер начала врать Катя, – конспекты переписывает, у подружки ночевать осталась.

– Ночью переписывает, да? – зло ухмыльнулся Егор. – Говори правду, ну?

– Баранки гну! – дерзко крикнула Катя. – Отвали!

Хотела проскочить мимо, но Егор схватил, прижал ее к машине:

– Я из тебя сейчас всю душу вытрясу! Где она?!

Таким бешеным Катя его не то что не видела, но даже и представить не могла! Конечно, она сразу струхнула:

– Отпусти меня! Сам дров наломал, а теперь бесится! В больнице твоя Кира. Аборт сделала.

Егор привалился к машине рядом с Катей, как будто его ноги не держали. Потом пробормотал:

– Говори адрес.

Катя, поджав губы, стояла молча.

Потом все же сказала.

Через несколько минут Егор был в больнице. Гнал машину так, что, наверное, если бы не ночь, не раз бы в аварию попал на дороге.

Его сначала не пускали, пришлось достать удостоверение. Ему было все равно, что подумают санитарки и дежурный врач при виде капитана госбезопасности, рвущегося в палату к незамужней девушке, которой сделали аборт.

И вот он вошел в какую-то дверь с надписью «Смотровой кабинет» и очутился в каморке с ледяными кафельными стенами, пахнущими хлоркой, кровью и болью.

Белая ширма перегораживала кабинетик на две части. За ширмой в углу стоял топчан, на нем, прикрытая застиранной простынкой…

– Кира! – крикнул Егор.

Она даже не повернула головы. Плакала медленными, тяжелыми, горькими слезами.

– Что ж ты наделала! – Он осторожно коснулся ее бледной, холодной руки.

Кира повернула голову и жалобно сказала:

– Мне очень больно…

Губы искусаны, глаза обведены черными кругами… Какую же пытку она выдержала!

Егор только и мог, что осторожно целовать ее пальцы и бормотать:

– Если бы я мог тебе помочь! Девочка моя, держись! Мы обязательно выпутаемся!

Кира молчала, и Егор осмелился осторожно коснуться ее волос:

– Все у нас будет хорошо. Я отвезу тебя домой, к себе домой. С мамой познакомлю… Все у нас будет прекрасно!

– Мы договаривались пять минут! – В дверях стояла докторша.

– А почему она лежит в таких условиях? – мрачно повернулся к ней Егор.

– Молодой человек, идите домой, – устало вздохнула та. – Кира, как вы?

– Голова кружится, – простонала Кира.

– Домой, сказала! – резко велела докторша Егору – и он вышел.

Как только за ним открылась дверь, Лариса Ивановна подняла простыню, которой была прикрыта Кира:

– Снова кровит… Давай на кресло.

И помогла ей подняться.

Домой Егор, конечно, не поехал. Остался в больнице. То сидел под дверью палаты, в которую перевели на ночь Киру, то мотался по коридору, считая шаги и сам себя не слыша от гула в голове и страха, который не переставал его мучить.

Два часа ночи, три. Четыре…

Хотелось спать, но он не мог – казалось, если хотя бы задремлет, Кире станет хуже.

И все же уснул, а проснулся от того, что в окно било солнце, а рядом что-то звенело.

Вскинулся суматошно. На часах уже семь, а мимо него на каталке везут Киру! Везут в комнату с надписью «Смотровой кабинет».

Лицо Киры было такого же цвета, как белая застиранная простыня, прикрывавшая ее до подбородка. Глаза закрыты.

Через несколько минут санитарка вывезла каталку. А Кира осталась в кабинете.

Егор прокрался туда, заглянул за ширму, перегораживающую кабинет. Кира снова лежала на топчане.

И тут до него дошло то, чего не понимал раньше. Кира делала аборт тайно! За деньги! После таких абортов женщины уходят домой уже к вечеру. А она не смогла. Дела пошли плохо, и докторша попала в нелегкое положение… В палату она перевела Киру только потому, что испугалась скандала, который мог устроить Егор. Или просто пожалела измученную девушку. А теперь, с утра пораньше, полуживую Киру снова «эвакуировали» в смотровую, чтобы, в случае чего, можно было соврать начальству: она, мол, только что пришла.

А Егора докторша не боится. Плевать ей, что она видела его удостоверение! Она понимает, что капитан будет молчать: ведь он сам отправил сюда свою девушку на тайный аборт.

Во всяком случае, так, наверное, Лариса Ивановна все понимала. А Егору было все равно, все равно – что о нем думают, что вообще тут творят…

Сейчас ему было важно одно: Кира. Только бы с ней все обошлось!

Снова осторожно взял ее за руку, перебирал пальцы…

За ширмой открылась дверь.

– На работку, на работку! – послышался веселый женский голос.

– Люська, только я тебя прошу, – раздался другой голос, – не забудь зеркала простерилизовать, потому что Лариса сегодня – как грымза с утра!

– Конечно, – ехидно откликнулась первая санитарка. – Девку чуть не угробила. Молодая совсем, а деток уже не будет.

Кира резко открыла глаза.

Егор обмер.

Хлопнула дверь – санитарки ушли.

Кира медленно приподнялась на топчане, не сводя глаз с Егора.

– Я люблю тебя, – пробормотал он, не слыша своего голоса.

Кира слабо покачала головой:

– А я тебя ненавижу. Как ненавидела этого ребенка и его отца.

Чудилось, ее глаза прожигают насквозь:

– Когда-то я мечтала о детях, о семье с тобой… – С болью усмехнулась: – Да, такая я была дура!

Егор отпрянул:

– Откуда у тебя столько ненависти?..

– Да потому что сама я уже не живу!

Каждое слово обжигало ему лицо:

– Я умерла в этой больнице!

И Егор не выдержал. Он больше не мог утешать и успокаивать! Он сам просил об утешении:

– Что, ну что я должен сделать, чтобы ты меня простила?!

Кира помолчала, потом ответила тихо и яростно:

– Исчезни из моей жизни. Умри!

Егор медленно поднялся:

– Как скажешь, Кира.