Бьянка сочла этот вопрос оскорбительным для себя.

— Ты что, забыл о происхождении моей матери? И кроме того, осада Гибралтара сказалась на судоходстве в Средиземном море, а ты ведь знаешь, как зависит Венеция от морских перевозок. Почему же мне не знать, что там происходило? Разве женщины в Виргинии не интересуются такими важными вещами?

— Боюсь, что не очень-то интересуются, — ответил Эван с ухмылкой. — Но ты, я вижу, в этом разбираешься.

— Ты что, снова смеешься надо мной? — вспыхнула Бьянка.

— Нет, вовсе нет! — поспешно ответил Эван. — Просто я не думал, что ты так отличаешься от всех знакомых мне женщин.

Бьянка, нахмурившись, спросила:

— Почему же не предполагал?

— Видишь ли, мы привыкли считать, что женщины очаровательны и привлекательны, что они верные жены и преданные матери и их не интересуют иностранные войны, так увлекающие мужчин.

— Я не стану притворяться глупой, Эван. — Бьянка покачала головой. — Как могут женщины в Виргинии терпеть подобное к себе отношение?

Эван расхохотался.

— Не думаю, что они в обиде, дорогая! Ведь наши женщины живут далеко от Европы и войны их совершенно не интересуют.

— А разве Война за независимость не затронула их? — тотчас спросила Бьянка.

— Конечно, она всех затронула. Многие считали, что нам не следует добиваться независимости от Англии, так что мы сражались не только с англичанами, но и с соотечественниками. Некоторые бежали из Америки, перебирались обратно в Англию. Но теперь все закончилось и мы снова вернулись к мирной жизни. Я уверен, тебе понравится в Виргинии. — Эван ненадолго умолк, потом проговорил: — Дорогая, ты не только прекрасна, но и очень умна.

— О, спасибо! — улыбнулась Бьянка. Эван кивнул и продолжал:

— Бьянка, пойми, я хочу, чтобы ты была счастлива со мной, хочу, чтобы мы с тобой жили в мире. Поэтому, пожалуйста, не своевольничай, ведь я очень огорчаюсь, когда ты не слушаешься меня.

Бьянка нахмурилась; слова мужа показались ей оскорбительными.

— Я твоя жена, Эван, и не смей говорить со мной так, как ты говоришь с матросами на палубе.

— Дорогая, но я же был так внимателен к тебе, — возразил Эван. — Разве ты этого не замечала?

Бьянка заерзала на стуле. Наконец поднялась и заметалась по каюте.

— Эван, ты самый лучший из мужей! — воскликнула она. — Я говорила тебе об этом много раз. Я знаю, что тебе не нравится мое своеволие, но я действительно не могу быть другой.

— Дорогая, это просто чудо, что ты не пострадала сегодня на палубе, когда убили Натана. И я больше не позволю тебе так бездумно рисковать жизнью. Нам предстоит долгий путь домой, возможно, нас ждут неприятности. Поэтому, пожалуйста, запомни: если я прошу тебя оставаться в каюте, то ты должна оставаться здесь. Я не хочу тебя потерять. Обещай мне, что не будешь своевольничать.

Бьянка, закусив губу, по-прежнему расхаживала по каюте.

— Я понимаю, чего ты ждешь от меня, Эван. Но вдруг я не сумею сдержать свое обещание? Не сумею, потому что ты потребуешь невозможного… И тогда ты еще больше рассердишься на меня.

Эван ухватил жену за руку и усадил к себе на колени.

— Ты так расстроилась, когда ослушалась своих родителей. Так почему же ты не считаешься с моими пожеланиями? Я ведь хочу, чтобы ты была счастлива, моя дорогая.

Бьянка прижалась щекой к щеке Эвана и крепко обняла его.

— Я люблю тебя, но…

— Но свободу ты любишь больше? — спросил он. — Я закую тебя в цепи, если придется, но не выпущу на палубу, если тебе будет грозить хотя бы малейшая опасность.

Бьянка, чуть отстранившись, заглянула в глаза мужа. И увидела, что он не шутит.

— Ты не посмеешь заковать меня в цепи, не посмеешь! — закричала она.

— Ну нет! — усмехнулся Эван. — Уверяю тебя, ты ошибаешься.

Эван окинул взглядом стройную фигуру жены — и вдруг понял, что его неудержимо влечет к ней. Впившись страстным поцелуем в губы Бьянки, он приподнял подол ее рубашки и медленно провел ладонью по бедру. Когда же пальцы Эвана коснулись ее лона, она тихонько застонала и прижалась к нему. Не в силах более сдерживаться, он распустил ремень и, чуть приподняв Бьянку, усадил ее на себя. Крепко обнявшись, целуя друг друга, они вознеслись на вершину блаженства. А потом, утомленные, еще долго сжимали друг друга в объятиях.

Проснувшись ранним утром, Эван увидел, что Бьянка наблюдает за ним. Насмешливая улыбка тронула ее губы, и ему вдруг стало не по себе.

— Чему ты улыбаешься в столь ранний час? — пробормотал он.

Бьянка пожала плечами:

— Просто забавно. Стоит мне только повысить голос — и ты тут же желаешь меня, не замечал?

Эван убрал с лица волосы и с усмешкой проговорил:

— Когда ты злишься, ты для меня так же желанна, как и тогда, когда пытаешься очаровать меня.

— Когда же я пыталась очаровать тебя? — Бьянка кокетливо захлопала ресницами. — Никогда, насколько я помню.

Эван засмеялся и заключил ее в объятия.

— Ты сейчас это делаешь! Признайся!

Бьянка с улыбкой ответила:

— Вам так кажется, сэр, потому что вы чрезвычайно тщеславны, только и всего.

Эван толкнул Бьянку на подушки.

— Ты кокетка, дорогая женушка, но обещай кокетничать только со мной.

Бьянка вдруг перестала смеяться и пристально посмотрела на мужа.

— Беда в том, что все наши споры заканчиваются в постели. Мне это не нравится, мой милый.

Эван нахмурился; было очевидно, что Бьянка раскусила его. Однако он тотчас же взял себя в руки и с улыбкой сказал:

— Может, мне следует назначить время для споров с тобой? Скажем, после занятий с Тимоти… Это тебе больше понравится?

— Нет, конечно, нет. Я вообще не хочу с тобой спорить.

— Тогда от тебя требуется только одно — угождать мне вне постели.

Эван рассмеялся и, затянув ремень, отправился в каюту Уилла — там он обычно одевался по утрам, чтобы не мешать Бьянке заниматься туалетом.

Одевшись, Эван поднялся на палубу. Вцепившись в поручни, он всматривался в линию горизонта в надежде увидеть паруса венецианского судна — ведь он еще не отомстил убийце Чарльза. Тут к поручням подошел Уилл, и Эван, взглянув на него, воскликнул:

— Господи, что же я скажу отчиму?! Он ведь надеялся на меня, верил, что я сумею отомстить.

— Ты сделал все, что мог. И мы все это подтвердим.

— Мне нужны не оправдания, а результаты, черт побери! — Эван с силой ударил ладонью по поручням, но даже не почувствовал боли. — Каждый раз, когда я смотрю на Бьянку, я вспоминаю Чарльза. Я словно вижу в ее улыбке его улыбку. Он был так похож на нее… Почему я не понимал этого раньше? Неудивительно, что он полюбил ее.