Когда я рассказала о Байк-Мене членам своего Кабинета, они отреагировали по-разному. Замужние сочли, что я рехнулась. «Боюсь, тебя ждет большое разочарование, – сказала Дана, обычно первая из тех, кто предлагал искать во всем положительную сторону. – И потом, откуда ты знаешь, вдруг он – второй Бостонский Душитель?»

Вторая категория – «Давай, девка, не плошай!» – включала таких людей, как моя подруга Сара, уже познавшая притягательную власть Интернета. Несколько месяцев назад у нее завязался роман с юристом из Чикаго. Она познакомилась с ним по электронной деловой переписке. Мне тогда казалось, что если Сара и не свихнулась, то, по крайней мере, утратила способность рассуждать здраво. Месяц обменивались они пылкими имейлами, а потом он вдруг сел на самолет и прилетел к ней, в Сан-Франциско. У них был потрясающий секс, они ощутили удивительное взаимопонимание, и спустя четыре месяца она переехала к нему в Чикаго, чтобы попробовать пожить вместе. Затем они вернулись в Сан-Франциско и теперь были практически помолвлены. «Что ж, – думала я, – может, Сара и не рехнулась, но уж, во всяком случае, это не более чем счастливая случайность».

Сейчас, когда на моем горизонте появился Байк-Мен, я, наконец, поняла: познакомиться по переписке и впрямь возможно – и порой это знакомство серьезнее и честнее, чем когда встречаешься с человеком лицом к лицу. Между тем наш роман набирал обороты, близилось время моего возвращения в Лос-Анджелес, и мы начали планировать наше первое свидание. Разумеется, оно подразумевало секс. «А это не помешает завязать более прочные отношения?» – спросила Дана, отвергнув свой всегдашний оптимизм. На это я ответила, что мне кажется, будто мы с Байк-Меном встречаемся уже много недель, а значит, секс сейчас вполне уместен. Байк-Мен полностью согласился с этим.

Мы долго решали, стоит ли нам, до того как встретиться, поговорить по телефону. Мы боялись, как бы это не нарушило связь, установившуюся между нами через электронные послания. Но, в конце концов, мы поняли, что ждать больше не можем, и за ночь до моего отъезда из Бенда устроили свидание по телефону.

Это была незабываемая беседа. Никакого неловкого молчания, никаких оплошностей, о которых потом приходится сожалеть. Мы абсолютно непринужденно проговорили два часа.

– Я чувствую себя так, будто выиграл в лотерею, – сказал он перед тем, как повесить трубку.

– Знаю, – ответила я, – я чувствую то же самое.

Я покидала Бенд с таким же воодушевлением, какое испытывала в день приезда. Я дивилась тому, как быстро мне удалось оправиться от закончившегося полным крахом «Тура смерти», выкарабкаться из глубин моего отчаяния. Когда я уезжала из города, погода испортилась, на небе сверкали молнии. Волосы вышли из повиновения: еще один знак того, что пора мне отсюда уехать. На грузовой автостоянке в центральной Калифорнии я купила Байк-Мену лотерейный билет. Я не могла дождаться момента, когда подарю его.

Помните, когда у вас в детстве был день рождения, вас ждала груда подарков, и вам так хотелось поскорее разорвать обертку, забраться в коробки и потрогать руками то, что, конечно, конечно же, было тем, о чем вы давно мечтали, – набором аксессуаров для Принцессы Барби? Но прежде чем открывать подарки, вам предстояло вытерпеть праздничный вечер – мини-гольф, или боулинг, или расписные кружки, или что там еще напридумывали ваши родители, чтобы занять вас на то время, пока сооружение из коробок и коробочек почти не упрется в потолок. И, расписывая глиняные кружки, вы думали только о подарках. Подарки! Я хочу мои подарки!

Примерно так я чувствовала себя в тот день, когда вернулась в Лос-Анджелес, в день, когда мне впервые предстояло встретиться с Байк-Меном, мужчиной моей мечты, моим будущим мужем, моим высоким, сексуальным, курчавым Подарком. Я думала только о нем – раздетом и полураздетом, в разных позах, разных ракурсах, о нем – в разных комнатах чудной квартиры в испанском стиле, которую подыскала мне сестра. Но мне пришлось сдерживать нетерпение, ведь сначала придется провести утро и день в обществе родных, занятых тем, что они больше всего любили, в чем больше всего преуспели и для чего, в сущности, жили: распаковыванием вещей.

Любой из членов моего семейства, меняя место жительства, избегал того периода, о котором принято говорить «только что переехали». Это подразумевает сваленные в угол коробки и разбросанные по полу чемоданы. В течение нескольких часов посуда бывала расставлена, книги убраны в шкафы, одежда развешена (на деревянные вешалки), щипцы для снятия нагара со свеч положены на видное место. Казалось, моя семья вечно настороже: а вдруг «Архитектурному дайджесту» срочно потребуется парочка образцово-показательных снимков?

Лично я если и была настороже, то только потому, что по телевизору в любой момент могло начаться что-нибудь по-настоящему интересное. Ведь процесс распаковки следует постоянно прерывать для того, чтобы побаловаться с пультом. Если бы все зависело от меня, я разбирала бы ящики несколько недель, а то и месяцев. И уж, конечно, тогда я пригласила бы Байк-Мена наутро и пренебрегла бы распаковкой. Но я не могла отказать родным в том, чтобы они помогли мне переселиться, поскольку: 1) это было бы черной неблагодарностью: 2) я не хотела говорить им о своем новом парне по крайней мере несколько недель: боялась, что иначе хор голосов, поющих «Ты что, рехнулась?», станет еще громче.

Первыми на новоселье приехали родители. Мама занималась кухней, а папа расставлял горшки с цветами и растениями – в том числе розовой орхидеей, подобранной под цвет кафеля в ванной комнате. Затем приехали Джен и ее парень Джон; они встречались примерно с того времени, как я перебралась в Бенд. Мы с ним виделись только раз, когда я приезжала домой, и он тогда очень мне понравился, хоть и был «Длинноволосым Актером». Он обладал несколько извращенным чувством юмора, с ним легко было найти общий язык, и они с Джен прекрасно дополняли друг друга. Склонность Джона носить футболки с эмблемами «Металлики» уравновешивалась нюхом Джен на скидки в универмаге «Барниз»; перемены ее настроения нивелировались его непоколебимым спокойствием. Кроме того, Джон обладал изумительной способностью не реагировать на странности моего семейства; способность эту, несомненно, усилили годы работы в школах трущобных кварталов, где старшеклассники называли его не иначе, как «Чудик», «Мудило» и «Шон Майклз» (популярный в то время длинноволосый борец-профессионал).

Ко времени моего возвращения в Лос-Анджелес Джон уже удостоился восторженных отзывов моих родителей и деда с бабкой. В день новоселья он покорил меня тем, что восемь часов подряд опустошал коробки, ломал их и относил в мусорный ящик. К тому же Джон не нашел ничего странного в моей просьбе сделать фото-с-железяками – снять на память меня с ящиком, где хранилось все мое железо; я делала такой снимок всякий раз, как переезжала на новое место. Эту коробку для металлической домашней утвари мне подарили, когда я начала жить самостоятельно; с тех пор я шесть раз поменяла квартиру, но «железяками» так и не пользовалась, и они по-прежнему лежали в нераспечатанной коробке.