— Да чтоб тебя! — выругалась, досадуя на усилившийся дождь. — Это что, какой-то гребаный знак, что делаю что-то не так? Тоже мне новость! Я все время так делаю, и хрен вам, а не перемены!

В бессильной злости показала оба средних пальца поливающим меня небесам. Легкая куртка промокла насквозь, еще и ветер стал сильнее. Зато пить вот не хотелось, достаточно губы облизывать, ведь сбежав от Яра, я прихватила только рюкзак, запастись водой не удосужилась. В конце концов, я надеялась, что хоть одна чертова машина проедет здесь и подкинет меня, но, судя по всему, гадский гризли не соврал. И про жену вон не соврал. И про эту. Честный, вы посмотрите! И про свои планы на меня. Нас. Что-то было такое в его зенках, глубоко посаженных, что точно знаю — не врал. Придурок! Как это вообще? Типа можно посмотреть на человека и опа! Решить, что он твой? Увидеть себя с ним на годы вперед. У меня такое в принципе в голове не срастается. Ведь для того, чтобы тебя посетило нечто подобное, надо хотя бы желать кого-то увидеть в таком качестве. Так? Или не так? Ни черта я не понимаю, понимать не хочу! И Яра видеть больше не хочу! Не настолько, бля, он хорош в сексе, чтобы терпеть весь тот сумбур, что он поднимает во мне. Да, моя жизнь и так бардак, но это мой бардак, мой персональный, и никого пускать в него я не планирую. Даже на пороге постоять!

Промокли и сникерсы. В них противно захлюпало, и они стали нещадно натирать мне. Сколько я иду? Пять часов? Шесть? Несколько раз мне даже чудился звук двигателя, но потом все затихало. Ноги уже просто отваливаются, а теперь еще и мозоли. Но разуться тоже не вариант. По этим каменюкам я босиком и десяти шагов не пройду.

— Сука, гризли! — заорала я во всю глотку. — Куда ты меня затащил? Что за задница мира? За каким хреном ты это сделал вообще?

Сжав зубы, я затопала вперед с остервенением, но надолго меня не хватило. Неловко поставила ногу, и она подвернулась. Плюхнулась на задницу, не больно, но тут над головой громыхнуло, и полило как из ведра. В груди заклокотало, горло сжалось в спазме. Затрясло сразу и от холода, и от жалости к себе, стыда какого-то, тоски по чему-то… чего и не было, чего знать не знаю. Завывала, сидя на грязных камнях, размазывая по лицу слезы и дождевую воду, и совсем не сразу заметила Яра, молча стоящего рядом.

— По… пошел ты! — огрызнулась, всхлипывая.

— Пришел уже, — ответил он, и я злобно зыркнула на него снизу вверх.

Такой же мокрый, как и я, футболка и спортивки прилипли к телу, обозначив все эти чересчур развитые мышцы.

— Терпеть не могу качков! — зачем-то ляпнула, а он кивнул. С его ресниц и щетины подбородка сорвались капли, попадая на мою щеку, скользнув к губам. Не думая, что делаю, слизнула их.

— Вставай, простудишься, — велел он и, не дожидаясь, поднял сам. — Промокла вся.

— На себя посмотри! — огрызнулась и поморщилась. — Зараза!

— Что? — нахмурился он.

— Я ноги натерла.

— Бестолочь. — Он подхватил меня на руки и быстро пошел в обратном направлении.

— Прекрати! — вяло взбрыкнула я. — Сама дойду. И мне вообще в другую сторону.

— Нам теперь всегда в одну сторону, Роксана.

— Не донесешь.

— Своя ноша не тянет и спины не ломает.

— Ну да, крутой типа? Выпендриться решил?

— Куда же без этого, — пожал он невозмутимо плечами.

Я чувствовала, что он пристально пялится мне в лицо, но встречаться взглядами отказывалась.

— Ты все это время перся следом? — Он снова молча кивнул. — Почему не остановил? Я же километров десять отмахала. Не надоело?

— По моим расчетам, чуть больше пяти. И тебе это было нужно. А мне нужно было знать, что с тобой все в порядке, и забрать, когда станет необходимо.

— У меня от тебя зубы сводит, в курсе? — стукнула я его по плечу. — И ты меня бесишь. Отвези меня в город.

— Нет.

— Права не имеешь удерживать меня силой здесь!

— Не имею.

— И планов на меня своих не строй, ясно? Только выберусь из этой дыры и знать тебя не хочу больше.

— Ты меня пока вообще не знаешь.

— Вот и не хочу!

— Ладно, останусь для тебя загадкой и вечным сюрпризом. Но ты мне все расскажешь.

— Например, что? Когда я в первый раз напилась? В каком возрасте закурила? Или когда и с кем наркоту попробовала?

Вот теперь я уставилась ему прямо в глаза, предвкушая выражение брезгливости, что там обязательно должно появиться.

— Нет, — невозмутимо ответил Яр.

Смотри, даже не моргнул, гад. Ну ничего, я еще не закончила.

— А что тогда? Сколько у меня было мужиков? На ком из них я училась делать минет? С кем первым анал попробовала? Не то, чтобы я помнила прямо всех четко, но кое-что могу порассказать с красочными подробностями.

Ну, давай же, скриви свои губы презрительно, отведи взгляд и осознай, какая же я все-таки дрянь, и оставь уже меня в покое со всей этой «мы вместе» ересью.

— Нет, — отрезал гризли и стиснул челюсти, аж желваки выперли. Тряхнул головой, обдавая меня дождевыми брызгами, и шумно выдохнул.

Достала тебя, да?

— Отчего же? Боишься ощутить себя ущербным на моем фоне со своим скудным сексуальным опытом?

— Нет. Я хочу знать, не что ты делала и с кем. Пофиг на это. Ты мне расскажешь почему. Почему это началось.

Я его реально ненавижу!

Конечно же она сбежала. Попыталась. На ее месте я бы тоже сбежал. Тот я, каким был еще недавно. Возможно, считанные дни назад, до появления токсичной неформалки. Противно, когда кто-то пытается лезть тебе в душу. Чужой, посторонний, кому до тебя и дела не должно быть. Бесит, что в том, что болит, кто-то хочет поковыряться чисто праздного любопытства для. И ты не хочешь ничего. Ни подпускать никого, позволяя перейти из категории «чужой» в хотя бы «кто-то, кому не совсем насрать». Ни разбираться, зачем бы кому-то хотеть этого. Ни верить, что нуждаешься в чьей-то близости. Да, опять начать нуждаться — вот это самая жесть, самый главный страх. Как произошло, что я перескочил через него с появлением погремушки — не знаю и анализировать не буду. Я отпихивал всех от себя после ухода жены, а тут меня самого отпихивают, да еще с такой дурной яростью отчаянной суицидницы.

— Тебе самому не тошно? — не думала униматься погремушка. — Нигде не жмет таким правильным быть?

Она хоть замечает, что продолжает плакать? Уже без воя и всхлипов, как вначале, просто слезы текут и текут, смешиваясь с дождем. И они для меня как ледяные бритвы по открытому сердцу. Дурочка ты, погремушка. Дурочка, что прикидывается непрошибаемой гадкой стервой, когда на самом деле просто несчастная девчонка, потерявшаяся где-то в своем одиночестве и причиненной кем-то боли, заблудившаяся в этом пространстве, и нет никого, кто бы взял за руку, тонкую, хрупкую, но умеющую ударить жестоко и прицельно, защищаясь, и вывести из всего этого дерьма. Не было до сих пор, Роксана, но вот он я теперь, и тебе бы только понять, что защищаться от меня не нужно. Я знаю и это поганое место, где ты сейчас, и дорогу оттуда. Не сам нашел, помогли. И я тебе помогу. Не потому что должен этому миру за себя, хотя должен, еще как, а потому что хочу. Именно тебя хочу. Хочу себе и вот такую злую-больную, и такую, какой однажды станешь. Верю в тебя.