— Пехота?

— Так точно!

Так я сам себя определил в пехоту, а посему был, с точки зрения десантного командования, обязан заниматься караулами, разводами, построениями, ночными поверками часовых — словом, всей пехотной суетой. Мне это было привычно, караульную службу я знал, а об уставах и говорить не приходится. Впрочем, о них никто и не вспоминал. Полк только приступил к формировке на основе чудом выживших из боевого сброса десантников, которым пока ещё было не до того, чтобы заниматься поступавшим пополнением. Они ещё переживали чудо собственного спасения, горячку скоротечных боёв и гибель товарищей. Я их понимал, выполнял всю повседневную рутинную текучку строевой жизни, но как же я им завидовал! Даже на роль «выпить подано». Мечты были почти безгрешными: я просто хотел послушать их рассказы, ещё не понимая, что десантники, побывавшие в боевых сбросах, больше всего на свете не любят рассказов о том, что с ними случалось по ту сторону фронта.

До десантников на этом месте формировался мотострелковый полк, оставивший нам свои запломбированные гаражи. Поскольку они были запечатаны, мы караулов к ним и не выставляли, но я всё же спросил угнетённого неразберихой капитана-интенданта, что там хранится. Он сказал, что на баланс 8-го воздушно-десантного полка никто этих гаражей не передавал, а потому мы за них и не несём никакой ответственности. Тогда я, недолго думая, сорвал пломбы и проник в гараж.

В гараже стояли законсервированные грузовые трёхосные машины ГАЗ. А на носу была зима, и я посмотрел, чем же они заправлены, и если водой, то самое время её слить.

Машины были заправлены антифризом. Я осторожно попробовал его и не ошибся. Это был наш антифриз, которым мы заливали машины, начиная с Финской войны. Вода, спирт и сколько-то там глицерина. И это был пропуск в десантное общество, потому что они к тому времени уже выпили всё, что было. Я разыскал добрую четвертную бутыль, наполнил её антифризом и, выпросив на кухне луковицу, явился в штаб.

Там царило уныние. Дела не было, выпивки тоже.

— Чего тебе? — со вздохом спросил гвардии майор Царский.

Я молча поставил на захламленный стол полную четверть.

— Это что?

— Антифриз.

— Отравить хочешь?

— Угостить хочу. — Я плеснул в стоявшую на столе кружку. — Только запить надо.

Господа офицеры мне тут же наполнили вторую кружку. Я неторопливо выпил антифриз и, не вдыхая, запил его водой.

— Что-то в нём есть от десантника, — объявил майор Царский, и все стали двигать ко мне кружки и стаканы. Но когда я налил и стакан, опять их пронзило некоторое недоверие. Оно основывалось на том, что сквозь грязь и муть стекла всё же просвечивала синева напитка.

— Денатурат, — пояснил я. — Есть простой способ осветления.

И положил в стакан очищенную луковицу. Напиток стал светлеть, а луковица наливаться густой синевой. И я был принят в заветный круг полковой элиты.

Нет, нет, я не приобрёл никаких льгот, по-прежнему разводя и проверяя караулы. Но я был допущен в их общество, а когда они узнали, что я — окруженец сорок первого, то этот допуск утратил спиртовой дух навсегда.

Правда, одну льготу я всё же получил. Мне выдали очень хороший комбинезон. Не меховой, разумеется, а ватный, но он мне очень пригодился, когда начались прыжки».

С началом войны, несмотря на свою многочисленность, советские парашютисты в основном воевали как обычная пехота. Сказались огромные потери самолётного парка в первые недели войны, а также неумение планировать и осуществлять крупные десантные операции.

«В первые дни войны воздушно-десантные корпуса действовали как стрелковые соединения в составе фронтов в Прибалтике, Белоруссии и на Украине, — сообщается в книге «Советские воздушно-десантные». — Одновременно часть сил этих соединений была использована для действий в тылу врага.

Первая парашютная операция состоялась 14 июля 1941 г. под Могилёвом. Здесь в районе деревни Горки авиаразведка обнаружила на поле примерно 300 немецких танков, стоявших в ожидании подвоза горючего. Рано утром с 4-х самолётов ТБ-3 была произведена выброска роты в количестве 64-х человек из состава 214-й бригады ВДВ. Десантирование происходило в условиях хорошей видимости, позволившей немцам своевременно обнаружить самолёты, летевшие на высоте 600 метров, и открыть зенитный огонь. Некоторые парашютисты погибли или получили ранения прямо в самолётах. Но большинство смогло прыгнуть. Завязался бой с превосходящими силами немецкой пехоты и экипажей танков. В этих условиях задача была выполнена частично: удалось поджечь не более 20–30 танков и автомашин. Спустя двое суток в расположение своих войск вышли 34 парашютиста. Остальные погибли либо попали в плен».

Через несколько дней похожая операция была проведена на Юго-Западном фронте. С целью нарушения коммуникаций противника и уничтожения артиллерийских складов, оставленных нашими войсками при отходе, было сброшено несколько подразделений 104-й и 212-й воздушно-десантных бригад общей численностью до 300 человек. После выполнения боевой задачи в расположение своих войск вернулась небольшая часть десантников.

Следующий воздушный десант был осуществлён в ночь на 22 сентября 1941 года под Одессой.

«Там в результате наступления немецких и румынских войск город и порт оказались в пределах досягаемости огня артиллерийских батарей в восточном секторе. Требовалось срочно подавить вражескую артиллерию, а затем снова отбросить противника от города. С этой целью был разработан план комбинированной операции. Пехотные части гарнизона должны были провести наступление из города в направлении села Свердлово. Непосредственно перед началом сухопутного наступления корабли должны были провести артобстрел района села Григорьевка в тылу противника и высадить там морской десант. А за 30 минут до начала высадки морского десанта предполагалось выбросить один взвод парашютистов (23 человека) в районе деревни Щицли, где находился узел связи противника. Удачный выбор места для десантирования и времени (тёмная ночь незадолго до рассвета) обеспечили исключительный успех операции. Парашютисты перерезали несколько линий телефонной связи между войсками и уничтожили один командный пункт. Возникли паника и неразбериха, сильно затормозившие начало действий по отражению морского десанта. Его высадка произошла почти без потерь. В течение всей ночи командование 15-й румынской дивизии не могло понять, откуда атакуют советские войска — с моря, воздуха или со стороны Одессы по земле, а главное — какими силами? Утром парашютисты соединились с моряками, на следующий день к ним подошли пехотные части. В результате этой интересно задуманной и успешно осуществлённой операции были разбиты части двух румынских дивизий, они отступили на 5–8 километров, вся дальнобойная артиллерия противника оказалась в руках советских войск».

О следующих операциях ВДВ пишет В. Гончаров: «30 сентября 1941 года ударом 2-й танковой группы Гудериана из района севернее Конотопа на северо-запад началось новое наступление на Москву. Уже 2 октября передовые части немецкого 24-го механизированного корпуса, пройдя около сотни километров, захватили Дмитровск-Орловский, расчленили ослабленную бесплодными наступательными боями последней декады сентября и не успевшую занять оборону группу генерала Ермакова и вышли на тыловые коммуникации 3-й и 13-й армий Брянского фронта. На пути ударной группировки противника организованных войск больше не было, и советское командование вынуждено было использовать все возможности, чтобы приостановить продвижение противника к Мценску и Туле хотя бы на несколько дней. Для этого было решено использовать 5-й воздушно-десантный корпус полковника И. С. Безуглого, дислоцированный возле Ярославля. Уже 3 октября началась переброска частей корпуса на угрожаемое направление. Первая группа десантников была высажена на аэродроме Орла, но противник уже ворвался в город, здесь начались тяжёлые бои, поэтому следующие подразделения пришлось высаживать на аэродроме Оптуха между Орлом и Мценском.