Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А пирог, майор? — Она пристально смотрела на него. — И шесть полных кувшинов отличного сидра, что составляет почти сорок галлонов. И бог знает чем еще они набили себе карманы. А еще нужно привести весь дом в порядок. Время и труд только одной тетушки Кейт стоят десять долларов — в федеральных деньгах.
— Десять дол… — Он поперхнулся, ощущая ползущий по спине ужас. Этот вызывающий наклон ее головы и звонкий голос были безошибочным признаком, что его снова вовлекут в меновую торговлю.
— По доллару за каждый кувшин сидра и доллар за пирог. Итого семнадцать долларов, майор. Кажется, во время войны это называется репарацией.
— Репарация, черт побери! — Он насторожился, глядя, как ее лицо освещается вызывающей улыбкой.
— И нам не нужно от вас письменного обещания уплатить, майор, — заявила она спокойно, вглядываясь в малейшие изменения выражения его глаз и аристократичного лица проницательными глазами торговца. Он чего-то опасался, и она не станет его разочаровывать. — Так что же у вас…
Она окинула его взглядом, и лицо ее просияло. Выхватив из-за пояса рядом стоявшего солдата длинный нож, она одним взмахом срезала с его мундира золотую пуговицу.
— Она должна стоить этих денег. — Вернув солдату его нож, Уитни приподняла пуговицу в руке, любуясь ее блеском, а потом спрятала в карман. — У вас пуговицы по семнадцать долларов, майор. — В ее зеленых глазах отражались золотистые искры. — Отличные пуговицы!
Как громом пораженный он уставился на торчавшие нитки в том месте, где только что красовалась его пуговица, и от ярости затрясся всем телом. Он был на волосок от того, чтобы ее выпороть, не принимая во внимание ее пол. За всю свою жизнь он никогда не оказывался так близко к тому, чтобы полностью потерять самообладание.
— Оскорбление офицера, облеченного законными полномочиями, является подсудным преступлением, — хрипло выдавил он из себя.
Его страшная ярость убрала с ее губ издевательскую улыбку и заставила его людей подавить смешки и язвительные реплики. Он круто обернулся к ним, казалось, вырастая у них на глазах, и заорал:
— Стройся!
Уитни смотрела, как майор взлетел в седло и двинулся прочь, уводя с собой солдат, которые уносили запас сидра, приготовленный на зиму. Сила его гнева словно сковала ее по рукам и ногам, не давая ей сдвинуться с места.
«Оскорбление… преступление…» — звучало у нее в голове. Это было не просто заявление; он поклялся в этом перед ней и перед собой. Если она еще раз спровоцирует или унизит его перед солдатами, он закует ее в кандалы, и никто не запретит ему это сделать.
Странно, что он еще этого не сделал. Эта мысль все время крутилась у нее в голове. Она оскорбляла и издевалась над ним, выводила из себя и всячески провоцировала, задевая самолюбие и гордость. А он угрожал ей, пытался ее запугать страшными взрывами гнева и своим мужским превосходством. И тем не менее, когда несколько минут назад они оказались рядом, они только и смогли, что молча и неотрывно смотреть друг на друга. В его присутствии ее всегда омывали тревожные волны жаркого огня, отчего она начинала плохо соображать. Он вызывал в ней настоящую «женскую» реакцию, догадалась она, с чем она еще не умеет справляться. Вероятно, это плохой признак.
Очень плохой признак, тревожно заключила тетушка Кейт, наблюдая, как в результате раздумий на лице Уитни появилось безошибочно женское выражение, и вспоминая, как они ошеломленно стояли друг против друга у кровати Уитни. Кейт с ужасом осознавала смысл сцены, свидетельницей которой стала, укоряя себя за то, что выбрала такой неподходящий момент, когда потребовала, чтобы Уитни вела себя как подобает женщине.
Железный майор действительно не употреблял спиртных напитков. Для Уитни это было настоящим разочарованием. Какой мужчина откажется выпить стаканчик за компанию? И не курил. И если верить игривой Мей Доннер, не интересовался и полненькими вдовушками.
В течение двух следующих дней Уитни собирала эти и другие пикантные сведения о своем заклятом враге. Робби Дедхем серьезно сообщил, что от сапог майора не пахнет, что у него целых четыре рубашки из тонкого полотна с перламутровыми пуговицами, что он левша и каждое утро тщательно бреется. Дядюшка Харви заметил, что его «гостю» не по вкусу ни толстокожие бобы, ни соленая жирная свинина, которой они приправлены, что у него в ранце хранится собственная солонка и мельничка для перца и что в отсутствие кофе или чая он предпочитает пить только кипяченую воду. Майор очень пунктуален, встает и уходит в лагерь всегда в одно и то же время, больше следит за своей лошадью, чем за собой, и любит, чтобы его сапоги всегда были начищены до зеркального блеска. Все эти сведения не давали никакого доступа к его уязвимым местам.
Но должно же быть что-то такое, что нужно этому человеку помимо полного уничтожения виски в долине. Непременно должно быть нечто, что могло бы убедить его отказаться от розысков скрытых в окрестностях винокурен.
Уитни призвала своих людей повнимательнее следить за ним и вскоре узнала, что он разрешает солдатам играть с небольшими ставками, тогда как сам никогда не участвует в игре. Она разочарованно вздохнула: потеряна еще одна возможность повлиять на него. Каждое донесение извещало об отсутствии у него очередного из семи страшных грехов: вожделения, пьянства, алчности…
Казалось, лень тоже не была в числе его недостатков. Он лично руководил ежевечерними вылазками солдат в лес, разыскивая винокурни и другие следы противозаконной деятельности. В дневное же время он неустанно и систематически продолжал обыскивать дома обитателей Рэпчер-Вэлли и подвергать их допросам, смущая непривычными словами, отчего они озадаченно скребли в затылке.
Короче говоря, он казался образцом достойного, положительного и соблюдающего свой долг офицера. И в своей речи, и в поступках он придерживался совершенно не устраивающего Уитни принципа «умеренности во всех отношениях». Единственным отчасти близким к излишеству свойством была его привычка злоупотреблять своей фамилией Таунсенд, которую он упоминал по меньшей мере три раза в день, особенно отдавая приказы солдатам или читая лекции бедному дядюшке Харви. Очевидно, он находит положение своей семьи очень высоким и полагает, что и остальные тоже относятся к ней с благоговением.
— Не так уж это много, — с разочарованием призналась Уитни на собрании своих земляков, — но, похоже, он грешит гордыней. А как сказано в Библии, «Гордыня ведет к погибели, и высокомерие — к падению», Книга поговорок.
Единственная проблема заключалась в том, что гордыня не слишком торопилась привести его к погибели. Ежедневно люди сообщали Уитни, что его поиски все больше приближаются к их главному тайнику с виски и той поляне, где в настоящее время находится винокурня Блэка Дэниелса. К счастью, майор был человеком очень методичным и производил обследование местности по участкам, на которые он ее разделил. Как-то поздним вечером Уитни штопала свои штаны, когда за ней прислали дядюшка Джулиус и дядюшка Баллард, и потихоньку от тетушки Кейт она выскользнула из дома, чтобы помочь им перенести винокурню на участок, накануне уже прощупанный солдатами.