В ту первую ночь после смерти Натаниэля его присутствие все еще ощущалось в доме, хотя он лежал в гробу в гостиной. Келли испытывала возбуждение при мысли о ночи, которую им предстояло провести только вдвоем с Хэмом. Она приготовила его любимые блюда: тушеное мясо и яблоки, запеченные в тесте. Вместо яркой лампы зажгла две свечи на столе в кухне.

Они сидели за столом друг против друга.

– Все кончено, Хэм. Все уже позади. Что сделано, то сделано, и лучше об этом забыть.

– Забыть?.. – изумился он. – Кровь моего покойного отца на наших руках. Ты думаешь, я смогу об этом забыть? Мы с тобой – те же Макбет и его жена.

Губы Келли изогнулись в усмешке.

– Глупости! Мы к твоему отцу пальцем не притронулись. Это его больное сердце.

– Его сердце… Мы сделали так, что у него отказало сердце. Будто вонзили кинжал. Результат тот же.

Она внимательно изучала его лицо при мерцающем свете свечи. Как он повзрослел за последние дни! Настоящий зрелый мужчина. Келли почувствовала, что хочет его, нестерпимо, как женщина хочет мужчину. Хочет прижаться к нему грудью, губами, всем телом.

– Ты забудешь.

Она знала, как заставить его забыть, как не оставить места ни для размышлений, ни для каких иных чувств, кроме всепожирающей плотской страсти. В этом огне Хэм найдет исцеление.

Он уткнулся в тарелку с нетронутой едой. Руки его неподвижно лежали на столе рядом с вилкой и ножом.

– Поешь, Хэм, тебе сразу станет легче. Это же твое любимое, тушеная говядина и яблоки в тесте.

– Не могу. Не идет. – Он медленно покачал головой, убрал руки со стола, и они безжизненно упали на колени.

– Ну, как хочешь.

Келли склонилась над своей тарелкой. Она чувствовала зверский аппетит. Как всегда в тех случаях, когда удавалось совершить что-нибудь важное.

– Я тебя не понимаю, Хэм. – Она с удовольствием жевала нежное мясо. – Твоему отцу просто пришло время умереть. Если бы это не произошло сегодня в амбаре, значит, случилось бы в любой другой день: во время уборки сена или даже в моей постели. Говорят, это занятие так же опасно для здоровья, как и тяжелый труд или, например, драка. Представь себе, что бы ты тогда чувствовал.

– Прекрати! – Хэм обхватил голову руками, спрятав от стыда лицо.

– Поверь мне, то, что произошло, – самый лучший исход. – Она слизывала языком жир с пальцев. – Ну признайся, разве не об этом мы с тобой мечтали? Вдвоем в этом доме… Мужчина и женщина. Муж и жена, ожидающие рождения своего ребенка.

– Не хочу больше этого слышать! – Хэм зажал уши руками и вскочил так, что стул опрокинулся. Толчком распахнул заднюю дверь и бросился из дома.

Келли вытерла пальцы салфеткой, встала, подошла к открытой двери. Хэм бежал по заросшей тропинке, которая вела вверх к каменоломне. Ничего страшного, он скоро вернется, там бежать некуда.

Напевая сквозь зубы, она убрала со стола, вымыла посуду. Она была довольна собой и тем, как все сложилось. Келли погладила живот. Она не сомневалась в том, что это будет сын. И он уже совершил главное чудо! Действительность превзошла самые смелые ее ожидания, самые безумные мечты. Всего год и четыре месяца назад она, служанка в занюханной забегаловке, улыбалась и угождала неотесанным мужланам за их гроши. А сейчас она хозяйка поместья, вдова, владелица таких богатств, о которых до смерти Натаниэля даже не подозревала. Она прочитала завещание, в то время как владелец похоронного бюро что-то делал с телом Ната на кухонном столе.

В денежных делах он всегда отличался крайней осторожностью, даже подозрительностью. Но она дала ему достаточно времени с того дня, как объявила о будущем ребенке.

– Обо мне не беспокойся, муж мой. Я молодая, здоровая, я сама могу о себе позаботиться. Но ребенок… твой сын, Натаниэль… он ведь твой наследник наравне с Хэмом.

На следующий же день Нат поехал на поезде в Клинтон, чтобы встретиться с адвокатом, который составлял его первое завещание. В новом завещании все его состояние, включавшее поместье, деньги, ценные бумаги и землю, делилось на три равные части между его женой, Хэмом и еще не родившимся младенцем, которого в завещании назвали «Натаниэль Найт Второй».

Стоя у раковины, Келли взглянула в окно. Через двор был виден кладбищенский участок Найтов. Белые мраморные памятники таинственно отсвечивали в ночи, словно несли дозор над могилами Сайруса, Эммы, Уилла, Джин и Натаниэля. Сегодня днем каменотес выбил на памятнике еще одну дату. 1922.

– Аминь, – вздохнула Келли.

По небу пронеслась яркая комета и скрылась за горой. Хороший знак.

Взгляд ее упал на заброшенный, поросший сорняком кусок земли, где покоились кости ее отца. Завтра же надо будет поговорить с Уолтом Кэмпбеллом. Участок Тома Хилла должен быть расчищен и приведен в порядок. Потом она поставит памятник… да, и обязательно ограду, такую же, как и у его богатых родственников. Как бы сейчас посмеялся ее отец. И она вместе с ним. Родственники богатых и могущественных Найтов… Ну что ж, теперь это сбылось. Теперь между ними появилась связь. Его дочь, Калибан Хилл Найт… Калибан…

В детстве ее мучили и дразнили из-за этого имени не только дети. Даже учителя в школе произносили его с едва скрываемым отвращением.

– Почему тебе дали такое имя, девочка?

Действительно, почему? Может быть, причиной послужила любовь Тома Хилла к поэту с Эйвона в сочетании с его собственным оригинальным чувством юмора?

Однажды она горько пожаловалась отцу. Том лишь весело рассмеялся, поднял ее на руки, посадил к себе на колени.

– Для тебя это самое подходящее имя, радость моя. Калибан – дитя дьявола и ведьмы. Именно так я бы охарактеризовал твою дражайшую матушку, а она меня. Посторонние видели только ее несравненную красоту – в сущности, маску, сквозь которую я очень скоро проник. Но вообще-то мы все носим маски, Келли.

Она рассмеялась, игриво ущипнула его за щеки.

– Ты-то не носишь никакую маску.

Он крепко прижал ее к себе. Такие порывы отцовской любви случались с ним крайне редко.

– О Господи… Как мало ты еще знаешь, радость моя.

Это оказалось правдой. Натаниэль Найт знал о ее родителях гораздо больше, чем сама Келли. Он не хотел рассказывать ей, но она все-таки его вынудила.

Том Хилл родился и вырос в Найтсвилле. Его отец, дядья и братья работали на Нью-Йоркскую центральную железнодорожную компанию: резали рельсы, сколачивали, укладывали пути. Они считали, что это лучше, чем работать в каменоломне и, не дожив еще до тридцати лет, харкать кровью, оттого что легкие заполняются сланцевой пылью. Однако Тому хотелось большего.

Война с Испанией дала ему возможность вырваться из Найтсвилла. Он записался добровольцем в армию. Его направили в инженерный полк. Через три года он уволился, приобретя необходимый опыт, позволивший ему работать в строительном бизнесе. Он нашел работу в Олбани в строительной фирме, получившей правительственные заказы на строительство зданий и прокладку дорог. Там он и познакомился с Китти Слэйд. Он знал, что она девушка не слишком строгих правил, однако именно ее распущенность неотразимо влекла его к Китти. Поначалу.