– Ложь!

Удзисато нахмурился, и всем показалось, что он собирается наказать дерзкого спорщика, как тот того и заслуживает, но их господин вдруг, по-видимому, передумал и добродушно рассмеялся.

– Послушай, Гонсиро, – сказал он, – ты настаиваешь на том, что спас меня; я это отрицаю. При таком раскладе, если каждый будет настаивать на своем, конца нашему спору не видать. Но чтобы уладить дело раз и навсегда, давай устроим поединок, поединок между нами – тобой и мной. Если ты меня побьешь, то я признаю, что ты спас мне жизнь согласно твоему же утверждению, и упаду к тебе в ноги с простертыми по земле руками, чтобы кротко просить твоего прощения за то, что я говорил. Это будет выглядеть таким же великим унижением, как снятие шлема на поле сражения и сдача на милость победителя. Но если ты потерпишь поражение, тебя заклеймят как лжеца и заставят сделать себе сеппуку. Ты готов побороться со мной на таких условиях?

Гости застыли, пораженные до глубины души, перешептываясь друг с другом.

– Вот это предложение!

– Чудовищно нечестное к тому же!

– Один соперник рискует собственной жизнью, другому придется просто принести свои извинения!

– Каковы шансы у обоих?

– У Гонсиро они попредпочтительнее.

– Тут я с вами не соглашаюсь – наш господин обладает более совершенными навыками единоборства. Я держу пари на то, что его светлость победит.

– Гонсиро никогда не примет такие условия – они слишком невыгодные для него!

Пока вокруг Гонсиро витали все эти предположения, высказанные шепотом, его посетило окончательное решение. С вызовом в глазах он взглянул в лицо своему сопернику.

– Мой господин, – проговорил он, – я принимаю ваш вызов! И принимаю ваши условия, какими бы несправедливыми они ни казались. Я ведь самурай, и как самурай не страшусь никакой опасности. Сильный своей правдой в моем деле, я готов состязаться с вами.

– Прекрасно! Не будем тянуть. Готовься!

– Ваша светлость, я готов!

В центре зала освободили место для схватки, а тем временем оба участника поединка освобождались от всей лишней одежды. Потом начался поединок, причем некоторое время он проходил без видимого перевеса с той или иной стороны. Наконец, однако, с громким криком Гонсиро умудрился извернуться и ловким приемом взвалил своего противника на плечи, чтобы затем швырнуть его на татами метра на два-три от себя. Удзисато от удара потерял сознание, и все гости в ужасе бросились оказывать ему посильную помощь. Ему давали всевозможные тонизирующие средства, и, к всеобщему облегчению, обморок у хозяина торжества прошел. Потерпевший поражение боец смог, опираясь на адъютанта, самостоятельно удалиться в свои личные покои. От трапезы, понятное дело, пришлось отказаться, так как подавляющее большинство гостей отправилось домой. Гонсиро покинул замок в великом расстройстве чувств и недовольный собой.

«Каким же глупцом выставил себя мой господин, – отдался он своим мыслям. – Никогда не ожидал от него ничего такого. Больше у него на службе я не останусь. Солнце светит не только над ним одним. Человек моей отваги сможет отыскать пристанище где угодно. Ладно уж! Пойду и попрошусь на службу к какому-нибудь другому даймё. К кому-нибудь, заслуживающему большего уважения, чем мой господин Удзисато».

Приняв окончательное решение, Гонсиро совсем скоро собрался в путь. В полночь он украдкой отправился в дорогу с намерением никогда больше сюда не возвращаться.

На следующее утро все самураи собрались в замке, чтобы справиться о здоровье своего господина. Пришли все, кроме Гонсиро. Даймё, вполне оправившийся после вчерашнего обморока, заметил его отсутствие, вызвал одного из своих каро, или главных советников, по имени Гондзаемон Гамо и спросил, что с ним случилось?

– Осмелюсь доложить, ваша светлость, – отвечал каро, – я только что получил сообщение о том, что этим утром его никто не видел, и мы так предполагаем, что он бежал из-за неудачного стечения обстоятельств прошлым вечером.

– Если это так, – воскликнул Удзисато, – то я искренне сожалею. Я-то притворялся, чтобы проверить его преданность, и если из-за моих же речей я потерял приличного вассала, остается разве что безмерно жалеть об этом. Приказываю провести поиски, а когда вы его отыщете, немедленно приведите ко мне. Передайте ему, что я позволил себе всего лишь добрую шутку, а на самом деле собираюсь его щедро наградить за преданную службу мне. Не теряйте попусту времени, Гондзаемон, он не мог далеко уйти.

Сгинувшего самурая разыскивали в самых вероятных и невероятных местах, но все без толку. На протяжении многих дней никто его не видел и ничего о нем не слышал.

Однажды исхудавший, в лохмотьях ронин, вооруженный двумя мечами с изношенными и потрепанными рукоятями в ржавых ножнах, обутый в видавшие виды пыльные сандалии, приблизился походкой, присущей его гордому сословию, к парадному входу жилища Гондзаемона.

– Эй ты, наглец! – прокричал стражник, в обязанности которого входило отвечать на стук в дверь. – Куда тебя несет! За милостыней ступай на заднее крыльцо.

– Я не нищий, чтобы просить милостыню, – гордо возразил незнакомец. – Меня зовут Гонсиро Нисимура, три года назад я находился на службе у господина Удзисато. Я пришел переговорить с вашим господином. Соизволь сообщить его высочеству о том, что я пришел.

Гондзаемон страшно обрадовался известию о возвращении давно разыскиваемой пропащей души. К огромному неудовольствию привратника, с презрением взиравшего на грязную и изношенную в долгом походе хламиду гостя, того пригласили во внутреннюю гостевую палату. После обмена теплыми приветствиями Гондзаемон спросил:

– И как же ты жил все это время с тех пор, как покинул нас так неожиданно, Гонсиро?

– Совсем не весело, ваша честь. Верно говорится, что «преданный вассал двум господам служить не может», но к моему случаю эта истина не подходит. Получилось так, что я покинул своего господина и по собственной глупости стал ронином. В надежде на поступление в услужение какого-нибудь сюзерена поблагороднее я обошел много провинций. Но удача мне так и не улыбнулась. Те, к кому я готов был пойти на службу, брать меня отказывались, как предателя правящего рода; а те, кто брал меня к своему двору, не устраивали меня, как недостойные такой чести. После многочисленных и бесплодных попыток я пришел к выводу о том, что мне не найти даймё, достойного преданности, которую я питал к своему прежнему господину князю Гамо. Поэтому я вернулся в надежде на прощение за мой тогдашний неблаговидный поступок и на то, что господин позволит мне повторно вступить в ряды его вассалов. Конечно же, я не рассчитываю на жалованье в прежнем размере. Меня бы вполне устроило и я бы благодарил, назначь он меня хотя бы скромным привратником. Не соблаговолите ли вы походатайствовать обо мне?

– Ты совершенно правильно сделал, что вернулся, – любезно ответил каро. – По правде говоря, наш господин горько сожалел о своей глупой шутке и устроил повальный поиск любых сведений о твоем местоположении, а также возможностей твоего возвращения. Он очень обрадуется моему известию о тебе. Жди меня здесь, умойся и поешь, а я пока съезжу к нему и сообщу о твоем возвращении.