«Эх, оказался бы тут какой рычаг, я бы в два счета сдвинула эту рухлядь», – думала она, рассматривая старую дверь, но под рукой не было ничего, кроме старой прелой соломы.

Никто не приходил, лишь вдалеке иногда слышались голоса стражников. Время шло, хотя она не знала, как много пролетело часов. Никто так и не появился. Видно, не было свободной виселицы. Виктория представила тугую веревку и сглотнула.

«Я тупую жертву изображать не буду, пусть только попробуют подойти! Я не собираюсь умирать из-за того, чего не знаю».

А стража все не шла. Пару раз до нее доносилось что-то похожее на смех, и внутри все так клокотало, что она была готова задушить всех руками на месте, если бы ее освободили. Разве можно смеяться, когда человека рядом собираются вешать? Что за наглость!

Вокруг стало как-то темнее, а за ней никто не приходил. Сколько прошло времени? Полдня? День? Два? Она все пыталась вспомнить, где могла видеть выжженый знак на руке или как он мог там оказаться. Или любую другую крупицу воспоминаний, которая могла спасти ей жизнь, но ничего не выходило. А мерзкие волосы все норовили залезть в лицо.

Вдруг в коридоре послышался шум, и она тут же напряглась, прижавшись к стене. Последовал вскрик, а за ним до слуха Виктории донесся тяжелый гул шагов. В окружавшей тишине они звучали, как приговор. Из прохода вышел мужчина в плаще и широкой старой шляпе с пером, так что в сумраке она даже не могла рассмотреть его лица. На стражника он уж точно не был похож. Он медленно подошел к клетке и спросил:

– Ты убила пастора?

Голос глубокий, даже немного красивый.

– Я никого не убивала!

Мужчина достал связку ключей и довольно скоро тяжелый замок с грохотом упал на пол. Незнакомец шагнул внутрь и достал сверкнувший топор.

– Погоди! Разве казнят не на улице?

– Я не палач.

Виктория сглотнула, вжавшись в стену еще сильнее. Оторвать взгляд от топора все никак не выходило. Мужчина тем временем сделал еще один шаг.

– Зачем ты убила пастора?

– Я тут ни при чем! Сказала же! Даже толком ничего не помню!

Мысли и туманные образы вьюгой носились в голове. Перед глазами все завертелось. Кто это вообще мог быть? И как он сюда попал?

– Тогда ты мне не нужна, – пожал плечами мужчина и сделал еще один шаг.

Девушка умоляюще выставила вперед обожженную руку – и тут будто прямо перед собой увидела камин и сундук, горящий в огне. Рука отозвалась знакомой болью.

– Стой! Я вспомнила! – заорала она. – Пастор. Дом. Я там была! Видишь на руке след? Вытаскивала из огня ключ!

– Какой? – топор опустился, и это все, что было ей нужно.

– Без понятия, но, похоже, ценный. Я бы ни в жизнь в огонь просто так не полезла, уж поверь. Это след от ключа. Он называется ключ-монолит.

– Первый раз слышу.

– Их придумали недавно. Редкая и очень дорогая вещь. Каждый ключ уникален, с неповторимым рисунком.

– И где он?

Мужчина поглядел на выход, и Виктория тоже, с трудом отцепившись взглядом от топора. «Он вошел сюда без приглашения и ожидает неприятностей, ну, конечно. Это мой шанс выбраться! Только нужно доказать свою ценность, а то вон лицо какое – оттяпает руку и не поморщится».

– Он остался в доме пастыря. Расплавился в огне, наверное. Я так и не смогла достать его, только обожглась. Но я могу сделать копию! Это не так уж и сложно, мне понадобится кузня с нормальными инструментами и кусок металла.

Глаза незнакомца блеснули, и он что-то пробубнил себе под нос. Она напряглась, но так ничего и не расслышала. Виктория понятия не имела, почему знает о ключах-монолитах и как их делать, но об этом можно было подумать и потом, когда она выберется отсюда. Думать гораздо приятнее на свободе, а не на виселице.

– Ладно, – сказал мужчина. – Пойдешь со мной и покажешь.

Сильная рука потащила ее наверх, и она не удивилась бы, окажись прямо в воздухе. Мужчина грубо поволок ее по коридору, а Виктория все косилась на лезвие топора и не переставала думать, во что ввязалась.

Она знала про ключ-монолит, но совсем ничего не помнила про вчерашний вечер. В руку врезалась боль, будто она обожглась прямо сейчас. Она вспомнила даже лицо священника, испуганное, но вместе с тем решительное. Ей был важен ключ, и она бросилась за ним в огонь очага. Но зачем ей ключ провинциального священника? Глупость какая-то!

Незнакомец толкал ее вперед, и пару раз ей пришлось переступить через тела, валяющиеся на полу. Если ее поймают после побега, то теперь уж точно вздернут. И, наверное, прямо на месте. На смену жжению в руке пришло ощущение пустоты, разливающейся под ногами, и веревки, оборачивающейся вокруг шеи. Она даже взялась за нее и вздохнула от радости, почувствовав лишь голую теплую кожу.

Они уже оказались на улице, мужчина, как куклу, мотал Викторию в разные стороны, ведя прямиком к возвышенному тройному шпилю церкви. Была ночь, так что кроме силуэта колоколен да ближайших обшарпанных стен ничего не было видно. Ни одного звука, кроме их шагов, не разносилось. Лишь где-то вдалеке недовольно мяукнул кот.

От неожиданного рывка, бросившего ее в стену, из Виктории вышибло дух. Даже дышать стало больно. Она бы и хотела возмутиться, но у нее не было на это сил.

– Не двигайся, – прошептал мужчина, прижимаясь к ней. Она хотела повернуть голову, но ее так вжало в стену, что она видела перед собой только кусок сырой каменной кладки, а сзади к ней прижимался этот боров. Виктория была готова поклясться, что ощущает исходящую от него силу. Она почувствовала, как мурашки побежали по шее, а потом быстро-быстро сползли к пояснице. Ноги задрожали.

Она уже решила, что сейчас ее изнасилуют, когда услышала шаги неподалеку и ощутила, как вокруг стало чуть ярче, буквально чуть-чуть, словно луч пробился через черную штору. Тяжелую, плотную штору, через которую свет почти не проникал. Штору, от которой пахло пылью и жаром.

Виктория проморгалась от странного видения. Она была готова поспорить, что вместо каменной стены перед лицом видела знакомые шторы. Но что это за место, откуда оно, все еще оставалось скрытым от ее памяти.

Мимо прогромыхали тяжелые шаги, и до нее дошло, что это был патруль. Свет за спиной пропал так же быстро, как и появился. Незнакомец потащил ее вдоль домов, держась все