Обе знаем, что это лишь дань вежливости, банальщина, которую принято говорить в подобных ситуациях, но почему-то от этих трёх слов на душе становится чуточку легче.

— А ты как? — внезапно спрашивает Влада. Ловит мой удивлённый взгляд, объясняет: — Я устала постоянно думать о маме, о результатах биопсии, о возможном раке. Хочу отвлечься. Признавайся, как у тебя дела?

— Да нормально, — смутившись, бормочу я. Вряд ли она хочет слушать о моих отношениях с Тимуром, поэтому я рассказываю о новых соседках, о наших ссорах и недопониманиях. Влада слушает, иногда головой удивлённо качает, словно не верит в существование таких нерях и эгоисток. Но они есть!

— Трындец.

— Именно, — киваю. — Но я уже привыкла. Поначалу было сложно, конечно, но комендантша меня предупреждала, что с соседками будет непросто.

— Отвратительно, — возмущается Влада. — Представляю, как тебе неприятно наблюдать за их пьянками.

— Да на это наплевать. Вот слышать, как они сексом занимаются на соседней кровати, это тяжёлое испытание. Я хотела оглохнуть на какое-то время, даже беруши не помогали. Только наушники. И привет — недосып.

— Тебе нужно переселиться в другую комнату. Это не дело.

— Всё давным-давно занято, — пожимаю плечами. — Я привыкла.

Влада окидывает меня изучающим взглядом, поджимает губы.

— А Тимур как? — наконец спрашивает она.

— Нормально, — отвечаю, потупив взгляд. Мне стыдно и неловко перед лучшей подругой.

— Слушай, я знаю, что вы встречаетесь, — вздохнув, произносит Влада.

— Да, — киваю. — Но рассказывать нечего. Мы встречаемся, у нас всё хорошо.

— Ясно. Наверное, и правда не стоит о нём говорить…

Испугавшись, что Влада попросит меня уйти, я быстро перевожу тему, об университете вспоминаю. Мы обсуждаем приближающуюся сессию, но в разговоре нашем больше нет искры. Словно огонь потушили, остались только тлеющие угольки.

В конце концов я понимаю, что нужно уходить. Дать нам обеим время переварить случившееся.

— Я завтра в кино собиралась. Не хочешь со мной? — спрашиваю, застывая у порога.

Влада сомневается. Вижу это по её нахмуренным бровям и напряжённому взгляду. Наверное, я тороплю события.

— Хорошо, — наконец говорит она. — Что за фильм?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍27

— Классное кино! — чересчур радостно восклицаю я, когда мы с Владой выходим на улицу.

— Да, наверное, — соглашается она без особых эмоций в голосе.

— Посидим в кафешке? — осторожно предлагаю.

Вчера я звонила Тимуру и мы долго разговаривали, обсуждали сложившуюся ситуацию. Он сказал, что я не должна торопиться. Первый шаг уже сделан, мы вновь разговаривали с Владой, общались, как в старые добрые времена. Чрезмерная спешка может всё испортить. Я согласилась с ним, хотя терпение — не мой конёк. Поэтому сегодня, после кинотеатра, я не сдерживаюсь и зову подругу в кафе. Поступаю совсем не так, как советовал Тимур.

— Идём, — безразлично кивает Влада.

В кафе говорю в основном я. Анализирую просмотренный фильм, распинаюсь, какой классные сюжет придумали сценаристы и какие офигенные актёры снялись в кино. Влада почти не слушает, но молчание пугает меня, поэтому я продолжаю болтать.

Когда у подруги вибрирует телефон, она дёргается, тут же открывает сообщение, а затем с сожалением отбрасывает девайс. Видимо, ждала хороших новостей. Я перестаю нести всякую чушь, просто беру Владу за руку и мягко говорю:

— Осталось совсем немного. Завтра придут хорошие результаты, вот увидишь.

— А если нет? — она смотрит на меня повлажневшими глазами.

— Всё будет хорошо.

— Да перестань ты повторять эту дурацкую фразу! Будь мне подругой и ответь честно: что делать, если у мамы обнаружат рак? — повышает она голос, руку выдёргивает.

Мне хочется подобрать правильные слова, заверить, что всё обойдётся, что судьба не поступит с её мамой так жестоко. Рак — это ведь то, что случается с другими, а не с тобой или с твоими близкими людьми. Тяжело принять беспощадный факт, что от этой страшной болезни никто не застрахован.

Я мешкаю несколько минут, маюсь в сомнениях, а потом вспоминаю вчерашние обещания. Я говорила Владе, что никогда её не предам, а значит, не буду обманывать.

— Если твоя мама больна, вам будет тяжело. Всем: и тебе, и ей, и твоему отцу. Но вы справитесь. Найдёте самых лучших врачей, которые только есть в нашей стране, будете поддерживать друг друга, вместе бороться со страшной болезнью. И в конце концов она отступит. Рак ведь излечим на первых двух стадиях, кажется. Да и потом бывают ремиссии. Так что это не приговор, Влада. Это ужасно несправедливо, больно, тяжело, но шанс на излечение есть всегда. Я в это верю! — говорю чистую правду. Действительно считаю, что можно победить даже такую болезнь, если речь идёт не о последней стадии, конечно.

Влада смахивает слёзы и благодарно мне улыбается.

— Спасибо за честность. Это для меня очень важно.

Она берёт мою руку и легонько сжимает. Я улыбаюсь, чувствую, что всё сделала правильно. Говорить ложь намного легче, чем правду, но зачем выбирать простой путь, когда есть более сложный, но и награда за его преодоление ни с чем не сравнима? Дружба, любовь, самоуважение — вот, к чему я стремлюсь. И буду делать всё от себя зависящее, чтобы не сойти с правильного пути.

После кафе мы с Владой расходимся по своим комнатам. О завтрашнем дне она ничего не говорит, встретиться не предлагает, но я знаю, что утром первым же делом пойду к ней. Будем вместе ждать результаты. В горе и в радости мы должны быть рядом друг с другом.

— Я очень тобой горжусь, — хвалит меня Тимур. От его слов я невольно краснею и ныряю под одеяло, чтобы любопытные соседки не могли увидеть моё лицо.

— Я ничего такого не сделала.

— Ты борешься, это главное, — возражает он.

— Может, станешь коучем? У тебя прекрасно получается мотивировать людей.

— Я обязательно подумаю над твоим предложением.

— Подумай, я плохого не посоветую, — улыбаюсь, зажмуриваюсь и представляю, что Тимур сейчас рядом, лежит со мной, смотрит своими серо-зелёными глазами, а я осторожно прикасаюсь к его губам кончиками пальцев, а затем нежно целую. —