– У тебя же нет паспорта! – следил я за ходом его мыслей.

– Может, отдать все подруге?

– Терезе?

– А что? Она бы припрятала в надежное место.

– Я знаю это место, под лифчиком. Я бы не стал доверять ей. Ты хоть хозяин, но не барин, а впрочем, делай как хочешь, – продолжая, сам по себе решил прогуляться Том и начал вылизывать свою шерсть.

– Я и раньше предполагал, что Тереза мне изменяет, – представил Билли, что будет, когда Колин, так звали ее дружка, начнет раздевать и лапать неповторимую мою кралю. Как упадет купюра тяжелым камнем, как Колин, обо всем забыв, отбирая у нее деньги, начнет несчастную Терезу хлестать по щекам, мою бедную дуру. И в конце концов, переспав с ней на скорую руку, он завладеет ее волей, они помирятся и все пробухают. Больше всего на свете Билли не любил женских и детских слез. «Нет, деньги ее погубят, – рассуждал про себя, – а меня доброта». Так подумав, он снова развернул бумажку, понюхал – не пахнут, хотя нашел их в таком дерьме, а они не пахнут, надо же. И тут же заметил – чернилами в уголке выписан телефон. «Может, это хозяин купюры», – заговорила во нем совесть. Откуда у меня, у бомжа, совесть-сука, она проснулась, начала меня донимать и повела в телефонную будку. Хотя раньше туда я заходил только справить нужду или погреться. Нашел в кармане монету, набрал номер:

– Алло. Кто это? – пробасил голос бугристый, неровный, словно дорога в деревне.

– Я? – забыл он свое полное имя.

Все его звали просто Билли. Кто знает, откуда это повелось.

– …я, Билли Франко.

– Билли? Какой Билли?

– Терпеливый, но добрый. «Что за тупые вопросы?» – Вы не теряли пять тысяч рублей? – Мой вопрос прозвучал еще тупее на перекрестке Московского и Благодатной.

– Это что за программа?

– Розыгрыш! – огрызнулся Билли, пожалев уже, что позвонил.

– Из какого агентства? Как вы уже достали! Сколько можно парить людей, дешевые разводки. Правда, раньше вы предлагали больше! Не надоело?

– Нет, я просто нашел ваши деньги, если они конечно же ваши.

– Какие деньги?

– Деньги, какие деньги? – пять тысяч рублей одной купюрой.

– Нет, я ничего не терял. Давайте договоримся, Билли. Или как вас там, Билли Франко, то есть Билли честный. Так вот, вы оставляете их себе, но взамен забываете этот телефон.

Бомж, то есть Билли, будто проснулся после долгой подвальной спячки:

– С какого? Вы хотите купить мою совесть за пять косарей?

– А сколько она, по-вашему, стоит, ваша гребаная совесть? Предложите другую цену. Сколько она может стоить?

– Сколько? – Не раздумывая, нищий разорвал бумажку – У тебя столько нет, уже нет, – заржал ему в трубку. – Она бесценна! – Бросил в воздух конфетти из мелких купюр и повесил на рычаг телефон.

– Хорош гусь! – сказал Сэм. – Я даже представил, как ты недоуменно поднял вверх хвост, словно хотел узнать направление ветра, стряхнул с себя мишуру денежных значков. И двинулся вслед за хозяином. Теперь я понимаю, почему ты его так любил.

* * *

Вечером после работы Бобик (Боб) предложил Шарику зайти к нему на пиво и на футбол. В отличие от Шарика, который больше любил играть, Бобик был из тех, кто любил его смотреть. Нет, Шарик тоже любил поболеть за настоящий футбол, но показывали не Лигу чемпионов, шел футбол местный, если не сказать, что стоял. Чем больше пытался Шарик вникнуть в игру, тем больше ему казалось, что нашим игрокам установили импортную АБС, и система тормозов работала настолько надежно, что теперь они не только не успевали сделать ноги, чтобы вовремя вернуться в защиту, но рвануть вперед для взятия ворот. Футболисты лениво толкали мяч в середине поля.

Но делать нечего, Шарик взял предложенное ему Бобом пиво и погрузился в экран, как в пустые ворота. Голос комментатора тянул в дрём, футболисты играли монотонно, натянуто, словно в скрипки. Бобик нервничал, любимая команда проигрывала. Мяч не слушался, да и слушать было нечего; чтобы добавить темпа, Шарик надел наушники и поставил «Полет шмеля». С музыкой смотреть стало легче: слаженный оркестр музыкантов: два привратника то и дело развешивали белье (двадцать пар потных трусов и маек), командуя обороной, выстраивая стенки и вводя мяч в игру от ворот.

«Дайте мне мяч! Дайте! И я забью, только допью пиво!» – кричал про себя Шарик с дивана, пытаясь взять на себя хотя бы часть страданий своего друга. Тот страшно нервничал: то вскакивая, то хватаясь за голову, то бормоча какие-то мантры себе под нос.

– Хватит кричать, Шарик! Комментатора не слышно, – посмотрел на него Боб.

– А, извини, – громко рявкнул Шарик, показывая ему на наушники.

В перерыве, когда футболисты начали покидать экран, уходя в глубь телевизора, где находилась раздевалка, Боб принес еще по банке холодного пива.

– Ты за политикой следишь, – дернул он алюминиевую чеку.

– Нет, не слежу, я же не такой породистый, сколько ни пытался взять след, все до истины не докопаться.

– Да, там надо разбираться.

– Думаешь, есть в этом прок? Что толку, что я буду вместо того, чтобы думать, как семью кормить, переживать, как они бабки мировые пилят, лучше я за женщиной своей поухаживаю. Войны, конфликты, цифры, прибыль – все это чистая экономика, кусок материи, которой нам пытаются заткнуть рот перед выборами, да только голод наш давно духовный. Вот скажи мне, Боб, когда ты последний раз в театр ходил? Или хотя бы в кино? Я уже не спрашиваю о книгах, – попытался найти Шарик глазами в квартире Боба хоть какую-то литературу, но кроме журнала «Собака» не нашел ничего.

– А зачем мне в него ходить. Скачал и смотри.

– Вот она, культура: скачиваешь черт знает что, потом смотришь и считаешь себя одухотворенной личностью. Когда жратвы много, люди требуют зрелищ. Хочешь трагедии – включаешь новости, хочешь комедии – просто переключи программу, там даже теперь смеяться не надо, за тебя уже смеются за кадром.

– А мне интересно послушать, что в мире происходит, – отхлебнул из банки Боб. – Тебе нет?

– Мои интересы шкурные. Если говорить о мировом рынке, то меня больше волнует тот, на который я хожу за мясом.

– Да, мясо – это второй хлеб.

– Химию надо было в школе учить! – вдруг осенило Шарика.

– Почему химию?

– По сути, чтобы разбираться в нашей экономике, достаточно усовершенствовать таблицу Менделеева, добавить туда цены на химические элементы и на акции крупнейших компаний, которые занимаются их добычей и продажей.

– Умный ты, Шарик, вот почему футбол не любишь.

– Люблю, я его очень люблю. Главное, чтобы он был, этот футбол. Часто две команды пасутся на поле, а футбола нет.