Отворив дверь, я прошёл в кабинет Николая Григорьевича и уселся в самое лучшее кресло.

— Я не разрешал тебе садиться, — сказал на это Туманов-старший. — Встань и выйди, а затем зайди, как полагается.

Я даже не пошевелился.

«Рандом, не кипятись, пожалуйста, — уговаривал меня Игорь. — Успокойся и выдохни».

«Да я абсолютно спокоен, — ответил я, понимая, что жар от меня расходится во все стороны. — Но вот простым проклятием он не обойдётся».

— Что ты себе позволяешь? — холодно, но с клокочущей яростью внутри спросил меня отец Игоря. — Или на своих гулянках забыл, как с отцом надо разговаривать?

— Да какой же ты отец? — спросил я и с удовольствием наблюдал, как он оборачивается ко мне и впивается в моё лицо своими маленькими глазками.

— Что⁈ — начал он, вставая из-за стола.

— У нас сегодня день глупых вопросов? — я не собирался терпеть его выходки. Мне хотелось стукнуть Туманова-старшего по лицу, и я сдерживался из последних сил только потому, что не хотел потасовки именно сейчас. — Я говорю, что у нормальных отцов детей не отстреливают, словно животин, за их долги.

— Что ты мне лапшу на уши вешаешь? — прорычал папаша, но совсем уже не так уверенно, как прежде. — У своих портовых девок можешь узнать, кто тебя убить пытался.

— Угу, — кивнул я и посмотрел ему прямо в глаза, пытаясь там разглядеть хоть толику того, за что стоит сражаться. — И заодно узнать, кому ты девяносто миллионов проиграл, так? — я ослепительно улыбнулся.

Всё-таки семейные разборки — это не моё. Вот порезвиться — это да, это я всегда готов.

Туманов-старший побледнел, позеленел и, наконец, покраснел. Он открывал рот, как только что пойманная рыбёха, и не мог сказать ни единого слова.

— Приходили ко мне добрые люди, — продолжал я, как ни в чём не бывало развалившись при этом в кресле. — Из тех, что сначала стреляют, а уже потом задают вопросы. Так вот, рассказали они мне занимательную историю о том, что буквально через неделю ты должен отдать небольшое состояние за карточный долг.

— Это… Они… — тяжело дыша, Николай Григорьевич пытался собраться и ответить, при этом объясняться он категорически не хотел. Но я его вынудил. — Это всё неважно, — наконец, смог он выдавить из себя.

— Жизни твоих детей не важны? — я постарался и сделал максимально удивлённое лицо. С лицевыми мышцами Игоря это было сделать очень сложно, видимо, с таким отцом он давно перестал чему-либо удивляться. — Или неважно, что ты денег должен убийцам?

Нет, я сам был далеко не образчик высокоморального поведения, но всё-таки понятия чести и достоинства мне совсем не чужды.

— Послушай, ты же там овощем… за наш счёт. И ничего не знаешь, — Туманов-старший уже совладал с собой и даже нашёл подходящую на его взгляд линию поведения. — Этот долг он ничего не значит. У меня сейчас есть шестьдесят миллионов, и в субботу у Минеева я отыграю ещё столько же, если не больше. Отдам долг, и у меня ещё останется приличная сумма.

«Ты чё, пёс?» — подумал я, но вслух не сказал.

«Давай, лучше я с ним поговорю, — попросил меня Игорь. — Тебя он слишком сильно бесит, я же чувствую».

Что правда, то правда. Я всё пытался перейти на обычные подколы, но никак не мог.

«Да толку-то с ним разговаривать? — откликнулся я, понимая, что действительно не стоит всё воспринимать так близко к сердцу. В конце концов, это не мой отец. — Его, по-моему, совершенно не интересует, что на тебя покушались, а дочь вообще похитили».

— То есть тебя заботят только карты? — уточнил я, чтобы определиться с проклятием. — А судьба собственной дочери — нет?

— Почему ты так решил? — встрепенулся Николай Григорьевич, и по его бегающим глазкам я понял, что он и думать забыл о сестре Игоря.

— Да потому, что ты не занимаешься её поисками! — ответил я, слегка допустив в голос рычащих ноток. — А сидишь и считаешь в уме деньги, которые тебе не принадлежат и принадлежать никогда не будут!

— Что значит, не будут⁈ — Туманов-старший всё-таки потерял контроль и вскочил с кресла, кипя, как забытая кастрюлька с макаронами. — Я обязательно выиграю!

— Выиграешь? Сколько раз ты выигрывал за последнее время? Не помнишь? И я не помню! Зато ты у нас теперь запомнишь эти дни как праздничные, потому что после каждого твоего проигрыша как мужчина ты будешь ни на что не способен, — громко и чётко произнёс я, налагая проклятие. — Но стоит отказаться от игры, и всё вернётся как было, а то и лучше!

— Да как ты смеешь, гадёныш, — с брезгливым выражением оскорблённой добродетели проговорил он. — Говорил я Татьяне, не стоит… — он с усилием оборвал себя. — Вон!

— Где Светка? — спросил я, не двигаясь с места. — Это ты её куда-то спрятал? Почему ты совсем не беспокоишься о ней?

— Её ищут, — едва сдерживая распирающую его ярость, проговорил Николай Григорьевич. — Этим занимается полиция и люди Селиванова. Так что мне там делать нечего. А теперь вон!

«А причём тут люди Селиванова? — этот вопрос Игоря был явно адресован не мне, а его отцу. — Почему они занимаются поисками?»

И я озвучил их Туманову-старшему, с интересом глядя на его вытягивающееся лицо. Нет, одного отсутствия фарта за столом мало. Он будет играть только из-за атмосферы. Что ж, мы её тебе немножечко подправим. Что ты скажешь, если каждое утро после игры тебя будет накрывать мощнейшее похмелье, а? Думаю, тебе понравится, дорогой отец.

«Отлично, — с мрачным удовольствием проговорил владелец тела, пока Николай Григорьевич придумывал, что ответить. — То, что нужно».

«Я знаю толк в проклятиях, — мне было немного жаль Игоря. Вырасти с таким отцом врагу не пожелаешь. Понятно, из-за чего он такой правильный, не хочет походить на родителя. — Обращайся, если что».

А на вопрос Игоря отец отвечать не хотел. Он хотел, чтобы я ушёл и желательно забыл о сегодняшнем разговоре. Ну уж нет, дорогой мой, я тебя дожму.

— Так зачем какие-то Селивановы ищут Свету? — спросил я, но понял, что