– Правильно, лошадка. Дохлая лошадка.

Глаза Блу округлились от изумления, а глаза

Блэйда – от ужаса.

– Дохлая лошадка, – фыркнул Блу.

Рас протянул:

– Слышал, Снеговик? Ты дохлая лошадка.

Блэйд застыл, вцепившись обеими руками в

ограду, будто вот-вот упадет, хоть наверху сидел не он, а Блу.

– Как только раны заживут, – сказал Рас.

– Как тока ланы зазывут, – эхом отозвался Блу.

– Мистер Оделл Притчетт захочет осмотреть лошадь, – продолжал Рас. – И я не намерен лишать его этого права.

Фраза оказалась для Блу длинновата, но он старательно повторил:

– Мистел Одя Плитя хосет смотлеть лошадь, и я емеля лисать иво плава!

Блэйд не представлял, когда заживут раны Снеговика, но понимал: как только это случится. Снеговик обречен. На него накатила слабость, вскоре уступив место гневу.

До сих пор ни один из поступков отца не действовал так на Блэйда. Что бы ни делал отец, Блэйд все принимал как должное. Он не понимал и не пытался разобраться, почему на этот раз все иначе.

Весь день Блэйд места себе не находил. Рас сновал по двору: чинил сбрую, чистил стойла, стриг траву газонокосилкой. Блу, как всегда, бегал за ним, как собачонка, и, как всегда, его гладили по голове и хвалили за ум. Блэйд забился под крыльцо, рисовал в полумраке пальцами на земле и соображал, что делать.

Бесполезно просить отца не убивать лошадь. Он лишь убьет ее быстрее и еще более жестоко. Позвонить бы Оделлу Притчетту, рассказать обо всем и попросить скорей забрать Снеговика. Но для этого нужно достать его номер из папиного бумажника, сообразить, как звонят по междугородному телефону, и позвонить так, чтобы не попасться. Три препятствия, которых ему не осилить.

Блэйд мечтал, чтобы отец исчез. Он не желал ему смерти, как Джеральдина. Подобные мысли – слишком тяжкий груз для восьмилетнего ребенка. Он просто мечтал, чтобы Рас ушел в лес или уехал на грузовичке и не вернулся. Сегодня есть, а завтра нет. Исчез.

Но Рас исчезать не торопился. Ни сегодня, ни завтра. Он здесь, и он задумал убить лошадь, и ничем его не остановить. Разве что…

Тут Блэйд запнулся, будто наступил босой ногой на битое стекло.

Разве что… исчезнет не отец, а лошадь.

Никогда еще Блэйд Белинджер не испытывал перед отцом такого ужаса, как в тот миг, когда открыл калитку и зашел в стойло к Снеговику. До той минуты, если бы он попался, мог бы соврать, почему оказался среди ночи на улице, или отмолчаться, другого и не ждут от тупицы. И то и другое повлекло бы последствия, но Блэйду не привыкать, вся его жизнь – цепочка последствий.

А попадись он сейчас, последствия на него обрушатся небывалые – такое он видел только в страшных снах. Из осторожности он не стал надевать брюки, а остался в пижаме (так называла мать любую рубашонку и трусы, в которых он спал) – вдруг отец услышит, как он шуршит, и выйдет посмотреть, в чем дело?

Да что тут думать? От мыслей только хуже, и потом, он уже решил. Он выпустит Снеговика, посмотрит, как тот убежит на волю, а после проберется обратно в дом и снова ляжет в постель, надеясь, что лошадь найдет дорогу к дому Оделла Притчетта до того, как проснется Рас Белинждер и поднимет тарарам.

Конечно, Блэйду было не до раздумий, далеко ли до Кэмдена, долго ли туда идти и хватит ли у лошади ума самой добраться до дома. Он лишь надеялся.

Несколько минут назад, когда Блэйд вылез в окно спальни, собаки подняли головы. Блэйд испугался, как бы они не залаяли и всех не перебудили, но собаки за последние недели привыкли, что он вылезает в окно, и не насторожились, даже через двор не побежали.

Снеговик стоял задом к калитке и не шелохнулся, когда Блэйд зашел в стойло. Блэйд смотрел на него, соображая, что делать. Выгонять Снеговика из стойла нельзя: вдруг он встанет на дыбы, заржет, начнет метаться, переполошит собак – и все пропало. Блэйд собирался вывести Снеговика, но Рас снял с лошади узду, не за что ухватиться. Пока Блэйд раздумывал. Снеговик сам вышел из стойла.

– Молодец, – шепнул Блэйд одними губами. – Иди же. Иди!

Но Снеговик застыл у калитки, будто ждал чего-то.

Чего же он ждет? Если он останется здесь, ничем хорошим это не кончится. Но может быть, животным такие вещи неведомы. Собака, та вряд ли убежит из дома, как бы с ней ни обращались. Разве что наведается иногда к своим на сходку, да скоро вернется. Если сможет.

Как бы там ни было, вместо того чтобы скакать прочь без оглядки. Снеговик застыл у ограды как статуя. Блэйд недолго думая влез на забор, перекинул ногу через ограду и вскарабкался на лошадь, вопреки всему надеясь, что удача ему не изменит. Вцепился в конскую гриву, покрепче сжал коленки, чтобы не упасть, и тихонько ткнул пятками в большие лошадиные бока.

– Туда, – шептал он беззвучно. – Вон туда. Снеговик. К ручью. Просто иди вдоль ручья.

Часа за два до рассвета Той Мозес сделал то, чего никогда не сделал бы его отец, – выпроводил клиента.

Звался клиент Бутси Филипс – лесоруб, один из самых преданных завсегдатаев бара. На Бутси можно рассчитывать: всегда придет первым, уйдет последним и спустит все до гроша. При том что у него полон дом голодных ртов и деньги следовало бы потратить на продукты. Вот и на этот раз он явился к открытию бара и так наклюкался, что держался за музыкальный автомат, когда швырял в него мелочь, однако домой не спешил.

Наконец Той спросил, не собирается ли он здесь оставаться, пока не кончатся деньги, и Бутси ответил: да, черт возьми!

Той сказал: «Минутку», открыл заднюю дверь и прошел через дом в лавку. Взял молока, яиц, хлеба, копченой грудинки, консервов, муки, две пригоршни леденцов и уложил в мешок. И поспешил обратно в бар, к Бутси, который чуть не падал с табурета.

– Деньги кончились, – сказал Той.

Бутси пытался смотреть на Тоя, но взгляд блуждал.

– Черта с два, – пробубнил он.

Той пошевелил пальцами. Бутси послушно запустил руки в карманы, вытряхнул все деньги и сунул Тою. Тот кивком указал на дверь:

– Идем. Я тебя подброшу домой. А завтра кто-нибудь подвезет сюда, отогнать грузовик.

Бутси сполз с табурета и мрачно заявил, что он, черт возьми, сам себя привезет. Или сам себе президент – язык так заплетался, что не разберешь.

Неважно, что говорил Бутси, Той вытолкал его. Уже на улице, когда Бутси ковылял впереди него к стоянке. Той Мозес сунул в мешок деньги, что дал ему Бутси. Жену лесоруба ждет тройной сюрприз. Муж вернется домой до рассвета, с продуктами, да еще с деньгами.

Той вернулся домой в «жемчужный час» – так про себя называл он тихое, дивное время незадолго до рассвета. Его любимый час. Точнее, прежде любимый, ведь раньше в этот час он вставал, а не валился в постель. В окнах лавки свет – значит, Калла уже варит кофе и готовится принимать покупателей.