Судя по его виду, на этот раз дошло, даже посерел лицом.

– Господи, – сказал он сдержанно, – только бы не вышли из своих Зон…

Я сказал с тревожным оптимизмом:

– Видимо, некий барьер не впускает и не выпускает. Иначе бы уже захватили мир. Представляете, столько эпох пережили!

– Но, – сказал он, – если тот барьер вечен…

– Ничто не вечно, – ответил я невесело. – Вон вроде бы вечные багеры, которые пережили столько визитов Маркуса, тоже разрушаются!.. В летописях отмечено, как взрываются и падают… Их уже вдвое меньше, чем было. Но разленившиеся люди все равно не хотят строить дороги!

– И потому какие-то связи обрываются?

– Вот-вот!.. И кто знает, что зреет в тех местах, куда перестали ходить багеры?

Он помрачнел, поднял на меня испытующий взгляд:

– И что планируете?

– Под нами пожар, – сказал я сварливо, – ходим босыми ногами по углям, до исследований ли сейчас?

– Откладываем?

– Как очень многое, сэр Норберт, как очень многое… Взгляните вот сюда. Даже Великие Маги не могут выровнять рельеф по всей империи!.. Да, постепенно отвоевывают у руин по клочку земли, но ровно настолько, чтобы люди могли селиться на новом месте, распахивать поля, выращивать сады… а вовсе не для завоевательных походов от моря и до моря силами многотысячных конных степных орд.

Он сказал с подозрением в голосе:

– Может, так делают нарочно.

– Зачем?

– Чтобы сохранялись естественные границы, – пояснил он. – Сейчас даже из города в соседний город так просто не пройти из-за нагромождения скал! Если бы такое не мешало, почему бы не вторгнуться в чужую империю?

Я кивнул:

– Да, конечно, великий соблазн наклонить соседа.

Он водил по карте пальцем, выбирая на карте места, над которыми пролегают маршруты багеров, но нет причальных пирамид.

– Ваше величество, обратите внимание… По этому маршруту уже два таких!.. Города есть, села есть, багеры над ними останавливаются, ждут, прут дальше.

Я проследил за его пальцем, кивнул:

– Да, одно так себе, а второе крупноватое… и города огромные. Непорядок!.. Автономия внутри империи? А то и полная независимость?

Он поддакнул:

– Еще какой непорядок! Как смеют не поклониться вашему величеству?

Я помолчал, а он кивнул и, на ходу просматривая бумаги с каракулями, отправился к зданию.

Умальд и Хрурт строго поглядывают на местных, те еще робеют, но уже выполняют свою работу, то есть присутствуют и придают блеск дворцу, без их пестрой толпы вся величественная архитектура выглядит мертвой и бесцельной.

Вроде бы прогуливаясь для собственного удовольствия, это чтобы вселить уверенность в наших и не наших, наблюдал за кажущейся бесцельной суетой, отправлял с распоряжениями телохранителей, а иначе зачем они мне, корректировал даже не саму работу, а задавал направления, бдил и старался предусмотреть хотя бы самые опасные подвохи, что наверняка ждут на ближайшем повороте.

Норберт, как вижу, лично встречает разведчиков, сходящих с багеров, ему отдают все листки с новыми данными, а он уже сам торопливо сводит воедино на огромном листе бумаги, выделанном из лучшей ткани, превратив ее в подробнейшую карту.

Когда поймал меня между зданиями канцелярии и художественной галереи, вид у него был предельно встревоженный.

– Вот, – сказал он без предисловий, – взгляните.

Карта выглядит как худосочная снежинка с тонкими и сильно вытянутыми лучами. Все обрываются на примерно одном расстоянии от центра, в котором Волсингсбор, столица империи.

Я взял уголек и провел по кончикам лучей линию, Норберт следил внимательно, понимая, что очерчиваю границы империи, но его усы приподнялись то ли победно, то ли в озабоченности.

– Ваше величество?

– Идеальный круг, – пояснил я. – Получается идеальный круг. Как вам?

– Удобно, – пробормотал он.

– А что, – поинтересовался я, – бывают ли государства с такими ровными, как по циркулю, границами?

Он сказал неуверенно:

– Не встречал, но… может быть, здесь?

– Империя Германа такая же, – заверил я. – А как соприкасаются? Были бы границы по линейке, еще понятно, но круглое с круглым… А что в пространствах между этими кругами?

Он потыкал пальцем в карту.

– Самые дальние маршруты, как видим, проходят через ряд королевств, сэр Ричард. Но какие, сколько? Вы сказали, в составе империи Скагеррака двадцать восемь королевств и туча княжеств, но нам с высоты видно только реки, озера, леса!

– А между ними крупные и очень крупные города, – сказал я, – но совершенно не видно тонких, но отчетливых ниток дорог, так?

– Да…

– Без коллаборационистов не обойтись, – произнес я. – Мы сразу, честь нам и хвала, привлекли к работе тех, на ком быт, а теперь надо отыскать стратегистов. Стратеги стратегируют обычно над картами и графиками, что мы им и подсунем под их местные морды.

– Под скагеррачьи морды, – согласился он. – Не думаете, что император взял их с собой?

Я сделал отметающий жест.

– Маркус полностью уничтожает старый мир, забыли? Потому стратеги понадобятся императору очень не скоро. Через несколько поколений. В пещерах дюжина землекопов и плотников важнее сотни герцогов и принцев крови.

Он подумал, кивнул:

– Поищу по городу. Думаю, такие люди предпочли встретить конец мира в кругу семей.

Глава 15

Норберт сработал молниеносно, несмотря на приближающуюся ночь. Я трудился в кабинете императора, разбирая его бумаги, когда через полчаса примчался захеканный разведчик и доложил, что среди оставленных на гибель найден, как я и предположил, главный казначей императора.

– Немедленно ко мне, – велел я.

– Уже ведут, – сказал он счастливым голосом, все рады исполнить приказы точно и вовремя, это работает на устойчивость нашего захвата. – Сэр Норберт велел доставить его со всеми предосторожностями.

– Введите.

Лакей распахнул дверь, в коридоре двое стражей поддерживают под руки массивного и очень пожилого мужчину, крупного телом. Лицо не просто крупное, но тяжелое и с массивной нижней челюстью, значительное и вельможное, брови вздернуты высокими дугами, под длинным носом седые усы вразлет и с бодро загнутыми кверху кончиками, почти как у сэра Норберта, только втрое мощнее и гуще.

Парик древнего образца ниспадает крупными белыми локонами почти до плеч, закрывая уши, шею укрывает кружевной белоснежный платок из тончайшего полотна, спускающийся пышной пеной до середины груди, а сам казначей, несмотря на сгорбленный вид и резную трость, выглядит значительно и вельможно.