– Инка, закатывай рукава! Срочно нужно обновить юбилейный фильм Семена Сергеича, царство ему небесное! – улыбаясь, объявила мне Катерина. – Мясокомбинат уже перечислил деньги за готовую работу, а за переделку заплатит чуть позже, но тоже весьма кругленькую сумму! Стасик, дай ему бог здоровья, раскрутил мясников на новый неслабый заказ! Фильм надо переделать – раз, некролог для прессы написать – два, цветные портреты в формате плаката напечатать – три, плюс еще кучу всякой церемониальной ерунды с траурной символикой наделать в большом количестве. Стасик, кормилец наш, на все накрутил сто процентов за срочность, так что мы вполне приличные деньги получим!

– Сроку на все нам дали два дня, некролог нужен уже завтра, траурные прибамбасы понадобятся к похоронам, а обновленное кино будут показывать на поминках, так что придется вам с Андрюшей поспешить, – скромно улыбнувшись, сказал мне Макаров.

Наш кормилец сидел на краешке Люсиного стола, игриво покачивая ножкой в новом белом башмаке.

– Отчего не поспешить? Поспешим, – согласилась я, светлея челом при мысли о грядущих гонорарах.

– Особенно если денежки получим! – добавил Андрюха, озвучив мою тайную мысль во всеуслышанье. – Говорите, мясокомбинат уже перечислил деньги? Значит, завтра они будут на счету в банке, и завтра же у нас день зарплаты…

Он с прозрачным намеком посмотрел на Катерину, ведающую, помимо прочего, бухгалтерскими делами нашей конторы.

– Без подписи Бронича я ни копейки дать не смогу! – быстро возразила она.

– А где шеф? – запоздало поинтересовался Макаров.

Взгляды присутствующих устремились на нас с Алкой. Народ не забыл, куда и с какой целью мы ушли поутру. Скрывать факт ареста Бронича от коллег больше не имело смысла, раз его супруга сама нам все рассказала.

– Мы узнали, что Бронич… – начала я.

Трошкина остановила меня взглядом и, явно опасаясь, что я сболтну лишнее, неторопливо и веско ответила сама:

– Мы были у Паулины Антоновны и от нее узнали, что Михаил Брониславич находится в милиции. Его подозревают в тяжком преступлении, в убийстве.

– Ой, мама… – простонала Люся, со стуком уронив на пол дырокол. – Так я и знала, что добром это не кончится!

– Что – это? – машинально спросил Стас.

– Позавчера шеф собирался в налоговую, так как выяснилось, что нам не учли льготу, и мы переплатили за прошлый год почти двенадцать тысяч, – хмуро объяснила Катерина. – Бронич ужасно сердился, бегал по офису и всех спрашивал, где взять напрокат гранатомет.

– Гранатомет? – бледнея, повторила Трошкина. – Я не слышала взрывов…

– Товарищи, дорогие, довольно фантазировать! – вскричала я. – Никакой стрельбы из гранатомета не было, до налоговиков шеф не дошел! Его подозревают в убийстве совершенно штатской гражданки, Цибулькиной Елены Яковлевны. Паулине Антоновне сказали в милиции, будто она была любовницей Бронича.

Алка посмотрела на меня с укором, и я прикусила язычок. Паулина Антоновна не называла нам имя убиенной гражданки, мы его по другим каналам узнали, а коллег и вовсе незачем было грузить лишней информацией.

– Любо-овница? – в веселом изумлении повторил Андрюха.

А Люся почему-то покраснела до слез:

– Да ладно вам! Какая у нашего шефа могла быть любовница?

Она обиделась так, словно наш шеф был ангелом во плоти, а я его бессовестно оговорила.

– Уж не знаю, какая она там была, – язвительно ответила я. – Я ее не видела!

Тут Трошкина вдруг щелкнула пальцами, как испанская танцовщица. Все сразу же посмотрели на нее, а она смутилась, спрятала руки за спину и невнятно пробормотала:

– Нет-нет, я так, ничего.

Я насторожилась. Этот победный щелчок пальцами был мне памятен еще по школьным годам, когда отличница Трошкина щелкала, как орешки, трудные задачки по математике. Алка, заметив, что я на нее таращусь, подмигнула мне и снова потупилась.

– Ка-та-стро-фа! – по слогам прошептал Стасик Макаров.

В отличие от Люси, он сделался бледен.

«А прикольно они с Люсиндой смотрятся рядом, да? – некстати оживился мой внутренний голос. – Физиономии у обоих вытянутые, только одна белая, а другая красная. Сел бы между ними кто-нибудь с синим лицом, получился бы настоящий триколор! Впрочем, те, у кого лица синие, как правило, лежат. Вот Елена Яковлевна Цибулькина, например».

– Цыц! – сказала я своему внутреннему треплу и требовательно посмотрела на Алку.

– А я что? Я молчу! – надулась она.

– А ты не молчи! Плохо тебе, голова закружилась – так и скажи: хочу, мол, срочно подышать свежим воздухом! – Я дернула подружку за руку и потащила в коридор, с преувеличенной заботой поддерживая ее за плечи и приговаривая: – Держись, Алка, не падай в обморок, погоди, сейчас тебе станет лучше!

Смекнув, что я выдумала повод для срочного секретного разговора за пределами офиса, Трошкина приволакивала ноги, запрокидывала голову и тяжко стонала. Мы так вошли в роли страдалицы и ее спасительницы, что перестали лицедействовать лишь на лестнице, и то только после того, как какая-то добросердечная тетушка из соседней конторы спросила, не вызвать ли «Скорую».

– Нет-нет, не надо «Скорую»! Я сама вылечусь! Я вообще-то вполне здоровая! – немедленно взбодрилась Алка, которая с детства панически боится уколов.

– Головокружение, да? Видно, день сегодня такой, крайне неблагоприятный по геофизическим факторам! – заумно посетовала сердобольная женщина.

– Точно, погода меняется, к вечеру грозу обещали, – поддакнула я, только чтобы она отстала.

– Гипертоникам сейчас особенно тяжко приходится, – сказала разговорчивая тетка. – Только час назад Веру Васильну прямо с поста увезли!

– Куда ее увезли? – машинально переспросила я, глянув через перила на первый этаж.

Стул, на которым обычно восседает наша строгая вахтерша, пустовал, стол перед ним тоже. На месте не было ни самой Веры Васильны, ни ее вечных баночек-скляночек с шестиразовым запасом домашних кормов на весь день.

В свете последних событий мне почему-то подумалось, что вахтершу, как и нашего Бронича, увезли в милицию. Мысль не была лишена логики, потому что второй такой мастерицы устраивать скандалы, как Вера Васильна, я лично не знаю. Представить ее матерно орущей в подъезде было легче легкого! Однако выяснилось, что вахтершу увезла не милицейская машина, а «неотложка». С гневливой бабой случился приступ прямо на рабочем месте.

– С таким здоровьем разве можно в охране работать? – с сочувствием сказала на это добрячка Трошкина. – На пенсию надо идти, цветочки в палисаднике выращивать!

Я согласно кивнула, но вовсе не из жалости к вахтерше. Что ни говори, а без злобной Веры Васильны на караульном посту жизнь в нашем офисном здании стала бы и легче, и веселее! А что до цветочков, то это еще неизвестно, как они будут у нее расти. Цветочки – создания нежные, они от ругани и злобных флюидов вянут на корню, а Вера Васильна наверняка будет бешено орать на подшефную ботву в своей манере: «Лютик, прохвост! Стой прямо, желтоглазый! А ну, живо развернул лепесточки и тычинки выпрямил, кому говорят!»