— Мне бы очень хотелось всех вас повесить, — сказал он, и выражение его лица говорило о том же. — Но когда-то отец учил меня, что жестокость отнимает победу. А мне нужно начинать все сначала. Вам дадут шлюпку. К счастью для вас, вы набили порохом только одну, три у вас остались. Правда, из них две разбиты нашими ядрами. Но одна цела. На семнадцать человек хватит. Весла, бочонок воды и немного хлеба будут положены в шлюпку. Шторм, как видите, стихает. До острова Товаго[18] отсюда не больше суток на веслах. Там есть и безлюдные места, куда можно пристать, а если попадетесь какому-нибудь кораблю или напоретесь на солдат, можете сказать, что вы с каботажного судна и вас ограбил пират Черный Алмаз. Я разрешаю. Только вряд ли, увидав ваши рожи, нормальные люди поверят, что вы с мирного торгового судна. А теперь все — прочь отсюда, потому что я намерен потопить ваш корвет.

— Капитан, а может, отвести его на Ямайку? — высказал предложение Джулиан Рей. — Конечно, он сильно пострадал, но после хорошего ремонта…

— С каких это пор мои приказы стали обсуждаться? — воскликнул сэр Рональд. — Даже не будь у корвета ни единого повреждения, я все равно отправил бы его на дно! А ремонт прежде всего понадобится нашему судну, и за это придется отдать мою долю вчерашней добычи, так что лишних денег пока нет. Вся команда получит то, что я обещал. Спасибо, господа!

Не прошло и часа, как все закончилось. Трупы убитых были преданы морю, как того и требует обычай, причем флибустьеры с одинаковым почтением отправляли за борт и своих погибших товарищей, и разбойников Роберта Тича. Враг побежден, а над побежденным нельзя глумиться. (Правило, которому следовали далеко не все пираты, хотя знали его все без исключения.) Парусины, чтобы завернуть в нее мертвые тела хватало: ее снимали с обломков мачт «Отмщения королевы Анны». Затем добытые на корвете оружие и порох перенесли в трюмы «Черного алмаза». Оставалось отправить в дальнее плавание пленных, и это было сделано: бочонок с водой, немного хлеба и весла сложили в шлюпку, куда затем под язвительные шуточки победителей спустили всех семнадцать счастливчиков, которым повезло остаться в живых после смертельной схватки.

Сэр Рональд наблюдал за происходящим, уже не принимая в нем участия. Он умылся морской водой, поднятой из-за борта в кожаном ведерке, потом перешел на свой корабль и стоял, прислонившись к бизань-мачте, протирая куском парусины свою саблю, пытаясь концом той же сабли вычистить кровь у себя из-под ногтей. Его лицо, время от времени озаряемое редкими теперь вспышками молний, казалось еще бледнее, чем было недавно, когда он под дулом пистолета заставил пленных пиратов рассказать, куда делся их предводитель.

— Рони, все в порядке? — спросил Генри Бэкли, подходя к капитану.

— Да, если не считать того, что из-за какой-то ямайской ведьмы от меня ушел мерзавец Тич! — ответил сэр Рональд.

— Но ты забываешь, что теперь у тебя есть я и что вместе мы сможем осуществить твой план.

Капитан улыбнулся:

— Да, дядя Генри. Теперь уже ничего иного не остается. Хорошо, что ты не стал подходить ко мне, покуда я говорил с пленниками. Они, очень возможно, вернутся к своему предводителю, с которым тебе, думаю, придется встретиться. И слава богу, что никто из них не будет знать тебя в лицо.

— Те, кто видел мое лицо вблизи, уже не опишут моих примет Черной Бороде! — смеясь, воскликнул штурман, — Но, честное слово, Рони, твоя бледность меня пугает. Где твой румянец? Неужто на тебя так действует вид крови?

— Что?! — вне себя от обиды воскликнул капитан. — Да как тебе пришло в голову… Просто мне отчего-то не по себе. Холодно, что ли?.. Такое бывает после грозы.

Сэр Рональд сделал движение, собираясь отойти от мачты, но вдруг лицо его уже не просто побледнело, но помертвело. Он тихо, удивленно вскрикнул и стал оседать на палубу.

И лишь теперь Генри Бэкли в свете явившейся меж туч луны заметил небольшое черное отверстие на кирасе капитана и узкую багровую полоску, сползавшую по светлой стали.

— Господи! — вскрикнул в ужасе старый моряк. — Да ведь это пуля! Эй, сюда! Лекаря! Скорее лекаря! Капитан ранен!

Ник О'Коннел появился почти мгновенно. Наклонившись осмотрел отверстие в кирасе, потом попросил подбежавших к ним Джулиана Рея и еще одного пирата осторожно приподнять капитана, чтобы расстегнуть ремни кирасы.

— Помогите снять ее и раздеть капитана. Похоже, рана недалеко от сердца… И, кажется, она не сквозная. Значит, пулю придется вынимать.

Старый штурман был так напуган неожиданно открывшимся ранением сэра Рональда, что в первый момент и не подумал, ЧТО должно из-за этого произойти. Теперь тайна, которую Черный Алмаз два года таил от своих преданных пиратов, неизбежно откроется. И… Что они подумают? Какое потрясение испытают в этом случае?

У него мелькнула даже мысль попросить Рея очистить палубу от экипажа — приказать всем, кроме рулевого, уйти на нижнюю палубу. Но как объяснить такое приказание? Да и что это изменит? Если узнают Ник и Джулиан, то, конечно, будут знать и все остальные.

«О чем я думаю?! — тут же выругал себя старик. — Рана возле сердца — она может быть очень опасной, может вообще оказаться смертельной, а меня волнует соблюдение тайны, от которой, по сути дела, ведь ничего не зависит…»

О'Коннел со всей осторожностью стащил с капитана пробитую пулей кирасу, снял камзол, стал расстегивать пропитанную кровью рубашку.

— Силы небесные! — вырвалось у лекаря, и он едва не уронил свернутый трубкой бинт, который только что вытащил из своей сумки.

— Я что, сошел с ума?! — не вскрикнул, а просто взвыл Рей.

— Что там? Что?

— Что с капитаном?!

Со всех сторон к лежащему на палубе предводителю стали протискиваться пираты. И один за другим с воплями изумления таращили на него глаза. Форма открывшейся под распахнутой рубашкой груди не оставляла никаких сомнений: бесстрашный флибустьер, отчаянный и искусный рубака, умелый мореход сэр Рональд на самом деле был женщиной!

— Этого не может быть!!! — с изумлением, если не с ужасом вскрикнул Ник.

— Послушайте! — возвысил голос штурман, понимая, что сейчас его вмешательство будет совершенно нелишним. — Понимаю, вы все потрясены. Но, в конце концов, вольно же вам было два года самим ничего не замечать. А если уж не замечали, значит, ваш капитан был на должной высоте. Кажется, упрекнуть его… ее вам не в чем, верно?

— Да вы что, мистер! — крикнул кто-то из флибустьеров. — Да я двадцать лет хожу под черным флагом, а лучшего капитана не видел и не увижу!

Одобрительный гул голосов подтвердил, что это мнение разделяют все остальные.

— А раз так, — продолжал Генри Бэкли, — то главное сейчас не обсуждать, как могло случиться, что вы так обманулись, а поскорее помочь капитану. Потом я вам объясню, что все это значит.