Машину, припаркованную на улице, примыкавшей к средней школе, заметили две возвращавшиеся домой старшеклассницы. Каких-то полмили пешком – и вот оно, место, где ребятишки любят собираться, чтобы выпить по молочному коктейлю и поозорничать, хотя в центре Фейрвью беспорядков почти не бывает. Однако на этой улице движение оживленное. Водитель автомобиля, вероятно, понятия не имел, что в интернете велась масштабная кампания по его поимке.

Дженни на тот момент в школу еще не вернулась. Вот уже второй год подряд полученная травма будто вычеркивала ее из жизни. В то же время по моему настоянию она тратила много сил на лечение, стараясь осознать всю серьезность событий, которые произошли прошлой и этой весной. Я ненавижу психологов-доктринеров, утверждающих, что лучшее средство от травмы – это возврат к нормальной жизни. Подобный подход – не что иное, как косный предрассудок, если не воспользоваться другим, не столь политкорректным выражением. В определенной степени для Дженни это тоже было бы правильным решением. Но только до того момента, когда она стала работать со мной. После этого подобный вариант уже не пошел бы ей на пользу, согласны? Вы когда-нибудь пробовали сосредоточиться на работе, узнав какие-то скверные новости? Или просто волнительные для вас? Что в таких случаях делает человек? Выходит на улицу покурить? Зовет жену? Плачет и не находит себе места? Но уж точно не садится за стол и не возвращается к работе.

Звонок принял полицейский по имени Стив Копер. Стараясь не привлекать к себе внимания, девочки зашли за угол и только после этого набрали с мобильного 911. После изнасилования школа нагнала достаточно страху и на учеников, и на их родителей. Каждый месяц по электронной почте рассылались напоминания о синей «Хонде Сивик» и о том, что дети должны избегать безлюдных мест, тем более в одиночку. Прочитали целый ряд лекций на тему похищений и изнасилований, выпустили несколько буклетов с перечислением мер предосторожности, которые следует принимать детям. Плюс к этому – новость о попытке самоубийства, предпринятой Дженни, приобрела «вирусный» характер, заставив всех и каждого вспомнить о нападении на нее и о синем «Сивике». Я совершенно уверен, что девочки обратили внимание на машину именно поэтому. Потому что весь город опять говорил о Дженни Крамер.

Любопытная это вещь – подростковая субкультура. Какой бы жестокой и безжалостной она ни была, тинейджеры все же обращают внимание на сигналы, посылаемые им миром взрослых. Если бы Дженни не изнасиловали, история о том, что с ней случилось той ночью, стала бы предметом едких, беспощадных насмешек. Дуг Хастингс ее бросил. В ванной комнате ее стошнило, и она, вся в слезах, решила уединиться в лесу. У меня нет ни малейших сомнений, что многие подруги после этого от нее отвернулись бы и что ей на несколько месяцев, а то и на целый год пришлось бы забыть о социальных сетях. Я веду нескольких пациентов из числа подростков. В большинстве своем они только о том и говорят. Но Дженни подверглась нападению, и все, благодаря полиции, школе и местным средствам массовой информации, поняли, что это очень и очень серьезно. Дженни вдруг превратилась в девушку, к которой всем пришлось относиться внимательно и отзывчиво. Ее стали приглашать на вечеринки, в том числе и с ночевкой, на воскресные лыжные прогулки в Вермонте, предложили писать для школьной газеты, принять участие в подготовке ежегодной конференции в рамках программы «Модель Объединенных Наций» и вступить в драматический кружок. Дабы продемонстрировать свое доброе к ней расположение, каждый стремился ее похвалить. Даже Дуг Хастингс, и тот (кто бы мог подумать?) пригласил ее в кино.

Дженни то и дело куда-то ходила, принимала приглашения и воровала в ванных комнатах таблетки.

Я чувствовала себя чем-то вроде знаменитости. Будто мне довелось совершить что-то особенное, и теперь все прониклись ко мне симпатией. Но что я на самом деле сделала? Оказалась настолько глупа, что убежала в лес. Что напилась. Что так расстроилась из-за парня. Тем более такого придурка, как Дуг Хастингс! В большинстве своем учителя и все те, кто приходил вести с нами беседы, говорили: «Не повторяйте ошибок Дженни Крамер. Не будьте такой глупой, как она». В груди у меня было такое чувство, словно я без конца у них спрашивала: «Если я такая дура и неудачница, то почему вы так стремитесь со мной дружить?» Ведь так не бывает, здесь либо одно, либо другое, правда? А весь фокус в том, что если бы я сделала что-нибудь хорошее, к примеру, вошла в Олимпийскую сборную по лыжному спорту, то дружить со мной не пожелала бы ни одна живая душа. Все бы лопнули от зависти и нашли тысячу причин меня ненавидеть. Несколько лет назад что-то подобное случилось с одним парнем. Он выиграл национальную олимпиаду по математике, встретился с президентом и все такое прочее. С тем же успехом он мог бы и подхватить вирус Эбола. Все называли его чокнутым, смеялись над тем, что он носил, что говорил и делал. А я даже не знаю, что сделала или чего не сделала. И понятия не имею, боролась ли я с ним или просто легла и без сопротивления позволила делать со мной все что угодно. Я не знаю, и они, вероятно, тоже. За исключением одного: что он выиграл, а я проиграла. Но ведь это самое главное, не так ли? То, что победа в этом сражении осталась не за мной.

Вы прекрасно видите, сколько в ней было силы, в этой молодой женщине, правда? В своем неуважении к окружающим, в чувстве восприятия она намного опередила своих сверстников. Ей даже было присуще чувство юмора. Весьма примечательное.

Полицейский Копер проехал мимо «Сивика» и свернул за угол, где его ждали девочки. Я уверен, что когда он увидел на задней дверце автомобиля логотип, сердце его забилось чуточку сильнее. Школьницы повторили то, что он и так уже знал – машину они увидели за несколько минут до того, как позвонили в полицию. Копер записал их фамилии, адреса и велел идти домой. После чего позвонил детективу Парсонсу.

Поначалу я даже не поверил. Мы через это уже проходили, верно? Двадцать шесть сообщений, и ни одного стоящего. По паре каждый месяц. После нескольких первых на остальные тебе уже наплевать. По правде говоря, мне очень хотелось схватить этого парня. Честно. Не ради Крамеров, а из эгоистичных соображений. Задержания такого рода всегда положительно сказываются на карьере. Но ведь на вещи надо смотреть реалистично. У Тома Крамера не было выбора. Отцу не остается ничего другого, кроме как жить с чувством вины. Том постоянно повторял мне, что не сумел защитить свою маленькую девочку. Уверен, что он говорил это и вам, и всем остальным, кто был готов его слушать. Поэтому здесь я согласен, что он должен делать все от него зависящее до тех пор, пока ситуация не будет разрешена. Или пока не умрет после сорока лет бесплодных попыток. Я никогда не просил его заткнуться и оставить нас в покое. Никоим образом. Ни разу. Я лишь повторял: «Хорошо, Том, без проблем». Пусть ребята связываются с полицейскими участками по всей стране. Ограничить поиски одним Северо-Востоком будет недостаточно. Потом оповещение населения, объявления и все такое прочее. Я попросту переложил все это на плечи наших новичков. Чтобы выполняли свой долг. В нашем участке это стало шуткой. Списку автомобилей, о которых нам сообщали, мы дали прозвище. Назвали его «убойным». Э-э-э… Знаете, мне кажется, вы можете превратно истолковать мои слова. Все потому, что Тома Крамера он мог убить, доконать. Да, я знаю, это звучит ужасно, но ведь наши ребята так молоды. Как бы там ни было, когда позвонили на этот раз, я пробормотал что-то вроде «Ну да, правильно. На этот раз, вероятно, какой-нибудь синий “Форд”». Но Копер клялся, что это именно «Сивик». В салоне никого не было, автомобиль стоял недалеко от школы. И опять весной. Я даже подумал, что парень вернулся, чтобы еще раз пережить волнительный момент или же просто совершая какой-то ритуал. Можете себе представить? Сейчас была бы история… Я подъехал туда на неприметной машине. Со мной был напарник. Мы просто припарковались между двумя другими автомобилями, чуть поодаль от «Сивика». И просидели так два часа двадцать одну минуту. Потом увидели того парня. Он шел по улице. Я взглянул на него и понял: надо брать.