Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На общей лестнице здания на меня обрушилась музыка. Грохот барабанов и визжание гитар. Зачем Юэн включает одновременно стереопроигрыватель и телевизор? А потом я вспомнил о его инфантильном стремлении к визуальным вещам, сладостям и шуму, его неспособности сосредоточится на чем-либо, требующем усилий, и поэтому отклонил вопрос. Неудивительно, что за десять лет он написал всего сорок страниц.
Когда я подошел к входной двери, мне также вспомнился его стих, его выступление накануне вечером и тот любопытный, неприятный сон, который мне приснился. Я начал уже жалеть, что не остался у Джули. Я все сильнее боялся того, что Юэн может сделать в следующий раз. К тому же он убедил себя, что является богочеловеком на службе у всеведущего божества.
Стараясь не шуметь, я проскользнул в квартиру.
За двенадцать часов моего отсутствия запах стал более сильным. Более острым и едким. Каким-то почти живым. Но несмотря на смрад и поддерживаемую жару, я вскоре осознал, что ситуация изменилась. Свет везде был выключен, хотя коридор то и дело освещался жутким фосфоресцирующим светом, мигающим под дверью гостиной. С некоторым дискомфортом я снова вспомнил свой сон.
Я прокрался по коридору и заглянул на кухню. Как я и подозревал, там царил еще более страшный беспорядок. На мгновенье я даже изумился тому, как один человек может производить столько грязи и отходов.
Я двинулся по коридору в ванную. Закрыл дверь и заткнул уши мокрой туалетной бумагой. Залез в душ и под мощным напором воды принялся тереть и скоблить свое тело. У меня было чувство, что надо мной надругались.
Когда я закончил мыться, саундтрек в гостиной сменился, и я вспомнил, что Майкл сказал на улице. Помимо своей пьяной пляски с нестройным стуком ног по полу, Юэн теперь еще гонял новый компакт-диск. Это была не совсем музыка. Если только не одна из тех индастриэл-нойз-групп вроде «Койл». Я слышал какие-то протяжные звуки, будто записанные задом наперед под треск статичного шума и проигрываемые на медленной скорости. Электрическая какофония со скрежетом вертелась под потолком гостиной, только в обратную сторону. Да, будто пластинку крутили задом наперед.
От этого звука я почувствовал себя каким-то хрупким. Он проникал мне в мозг и вызывал мурашки под кожей, будто по оконному стеклу возле самого уха скоблили куском пенопласта.
Я подошел к двери гостиной и прислушался. Сквозь густой и зловонный воздух я слышал, как Юэн разговаривает с кем-то. Трудно было разобрать слова, но тон его голоса удивил меня. Казалось, он умолял кого-то, с кем был знаком.
Неспособный выдержать очередную конфронтацию или даже вид его красного лица и сальных дредов, я тихо прошел в спальню. Заблокировал дверь, придвинув к ней комод, и сменил постельное белье. Лежа в кровати, с этим безумным, страшным шумом, обрушивающимся на меня сквозь стены, я подумал позвонить в полицию. Но было уже поздно, и у меня не было ни сил, ни присутствия духа в полной мере изложить представителям власти свои ощущения. Я в очередной раз поклялся сделать это утром.
Около трех часов ночи, едва подремав, я проснулся от дурного сна. В моей памяти он сохранился скорее как ощущение чего-то неприятного, чем как четко выраженный сюжет. Я проснулся, почувствовав, будто я крепко связан в неком темном пространстве, где не работает закон гравитации. Ноги у меня были подняты над головой, и возле самых подошв находилось нечто. Отверстие, являвшееся, видимо, огромным раскрытым ртом, двигалось надо мной кругами, в то время как я отчаянно пытался удержать свое тело на матрасе.
Я снова слышал тот жуткий вихрь, водоворот живого тока и статики в гостиной. Но еще он был ужасным образом смешан с чем-то гораздо худшим, чем все, что я слышал ранее. Этот новый звук вырвал меня из сна и длился не более пары минут. Но то были минуты, в которых каждая секунда растягивались до тех пор, пока мои страх и дискомфорт не стали невыносимыми. Я слышал то, что можно было сравнить лишь с низким кваканьем лягушки. Будто этот усиленный звук проигрывался задом наперед и был каким-то до отвращения объемным. Он кружил по гостиной и поднимался к потолку. В этом лае земноводного присутствовал звук, похожий на кашель старухи, страдающей легочной эмфиземой последней стадии, который я однажды слышал в больнице.
Вскоре после того, как лай и кашель смолкли, в тот самый момент, когда невероятно яркая фосфоресцирующая вспышка осветила коридор за дверью моей комнаты и проникла под дверь, я услышал, как из залы вышел Юэн. Последовало торопливое шлепанье его босых ног по коридору в направлении моей комнаты. Каждый волосок у меня на теле стоял дыбом. Уставившись на дверь, я наблюдал, как дергается дверная ручка. Юэн пытался войти.
Я сел в кровати и подтянул колени к груди.
– Чего ты хочешь?
– Впусти меня, – потребовал Юэн. Язык у него заплетался от выпитого, а сам он задыхался от возбуждения.
– Нет!
Но тут дверь начала биться об комод, который сразу же начал раскачиваться. Появилась щель, и Юэн навалился плечом на дверь.
– Вали на хрен! – взревел я, но услышал в ответ лишь его тяжелое дыхание. Он снова и снова кидался на дверь, пока комод не начал отодвигаться все дальше от рамы.
Как только я раскрыл мобильник, чтобы вызвать полицию, комод отъехал от двери и Юэн оказался в комнате.
На нем не было ничего, кроме его зловонных трусов. Красное лицо покрывала пленка маслянистого пота, полные маниакального возбуждения глаза никак не могли сфокусироваться. Он стоял, пошатываясь, на одном месте.
– Она здесь, – объявил Юэн и помахал руками над головой. – Парит, парит повсюду. Она здесь. Она такая красивая, что даже больно на нее смотреть.
Я ничего не сказал. Я был совершенно измотан. Можно даже сказать, что я смирился, сдался перед лицом его безумия. Я больше десяти минут просто сидел и слушал его шумную проповедь, в которой он снова и снова, бахвалясь, повторял про «Пришествие Богини и ее красоту». В конце концов, когда опьянение и усталость взяли верх, Юэн вышел из моей комнаты и, шатаясь, направился обратно к себе в гостиную.
Я сидел неподвижно, пока в полпятого утра он не включил альбом «Аутопсия некрофила», после чего впал в кому изнеможения. Нос у меня был заполнен запахом грязной плоти, осквернившим мою комнату – запахом рыбьего брюха и рвоты.
Это был последний раз, когда я ночевал