Последний раз все осмотрел. На полу в беспорядке валялись груды туристических каталогов: Доминиканская республика, Австралия, Япония, Юго-Восточная Азия. В пустой квартире они выглядели как брошенное на пол прощальное письмо без адреса. Я закрыл входную дверь на ключ. Спустился по лестнице. Проверил, не завалялись ли какие письма в почтовом ящике. Вышел на улицу с чемоданом в руке. Стояла хорошая погода. Я уехал.

45

В центре города я нашел гостиницу «Надежда», не очень дорогая, то, что надо. В начале мне было трудно приспособиться, прижиться. Но мало-помалу я привык. Вот уже четыре года, как я здесь обитаю. Номер 11, второй этаж. Я договорился с хозяином, что буду платить помесячно за полупансион. Окно выходит на улицу, в районе довольно много торговых комплексов. Несколько лет назад неподалеку отсюда располагался магазинчик «В тропиках». Теперь это лавка готовых блюд. Над кроватью я приклеил скотчем карту полушарий. И часто смотрю на нее.

Пенсия мне по душе, я не скучаю. Продолжаю два раза в неделю ходить в бассейн. Я немного сократил дистанцию, перешел к тысяче двумстам метров, это 48 бассейнов. А еще я занимаюсь ходьбой. Прогуливаюсь по окрестностям, покидаю пределы Кана, иногда добираюсь до устья Орна, рядом с Мервилем. Купил шагомер, порой набегает до сорока километров. Чувствую себя хорошо, я в форме. Люди с трудом верят, что я на пенсии: «Не может быть! Вы шутите!»

В полдень я обедаю вне дома. По очереди посещаю разные заведения в центре города: китайский ресторан, турецкий или индийский. Я сдружился с официантом из «Тадж-Махала» по имени Али. Он с воодушевлением рассказывает о своей стране, он родом из Бомбея. «Ты так любишь путешествовать, тебе нужно поехать в Индию. Это самая красивая страна в мире! Mother India!» Я зашел в книжный, купил путеводитель. И правда, выглядит соблазнительно. Я прочел там, что в Индии серьезные проблемы с питьевой водой, поэтому, настойчиво рекомендуется запастись очистительными препаратами (Micropure) или пить воду только из бутылок известных марок (Saam Water, Simla). Я все записываю.

В семь тридцать я обычно уже за столиком гостиничного ресторана. На ужин суп или салат и десерт. Потом поднимаюсь в свой номер посмотреть выпуск новостей. Сразу после них идет художественный или документальный фильм. У меня ощущение, что я живу в зале ожидания.

На моем счете накопилось двести пятьдесят тысяч евро. Еще немного, и я мог бы оплатить поездку на Луну!

46

С тех пор как я перестал работать, в казино больше не заходил. Ушел я скромно, без торжеств: сунув письмо об увольнении в карман, попрощался с г-ном Лопесом и персоналом. «Значит, все? Это была последняя смена. Ладно, до свиданья, Патрик». Мне пришлось привыкнуть к новому ритму жизни, я стал лучше спать. «Делайте ваши ставки, господа! Ставок больше нет!» Я столько раз повторял эти фразы, что они до сих пор все еще звучат в моей голове, для крупье это как стук отбойного молотка.

Я освободил чемодан и сложил туда деньги. Получился ковер из купюр, заботливо собранных в пачки. Директор банка лично вручил мне мои сбережения, немного обеспокоенный: «Вы уверены, что правильно поступаете?» В своем номере я любовался богатством, что скопил за свою жизнь, переполненную всевозможными намерениями. Купюры выглядели так здорово: я их гладил, трогал, теребил, нюхал. Настал вечер, я закрыл чемодан и оделся. Достал тот самый льняной костюм. Вышел из гостиницы. Завидев меня, хозяин удивился: «Вы съезжаете?»

В казино я спросил г-на Лопеса. «А, Патрик! Какой сюрприз! Чем обязаны вашему визиту?». Я открыл чемодан: «Я пришел играть». Пришлось объясняться, а то он заподозрил что-то неладное, смотрел на меня с подозрением. Потом он решил меня образумить, я сразу его остановил: «Пожалуйста, г-н Лопес. Я хотел бы пойти поиграть». Какой-то новенький, незнакомый мне служащий казино, проводил меня к столу с рулеткой. Мой бывший напарник, с которым я работал последнее время, уважительно приветствовал меня. Подошло несколько любопытных. «Делайте вашу ставку, месье». Я все поставил на 11, мой номер в отеле. Г-н Лопес в последний раз строго посмотрел на меня. «Ставок больше нет!»

47

Среда.

Бассейн. Одна минута сорок восемь секунд под водой и 1050 метров.

Обед в «Тадж-Махале»: шишкебаб, рис басмати.

После обеда взялся за книгу Жана-Мари Лаклавтина. Достал ее из чемодана, открыл и стал читать. Двенадцать страниц.

Спать в 23 часа.

48

Воскресенье.

Провалялся все утро до 11 часов.

Небольшая прогулка: 5 километров.

Работал над путешествием вокруг света: подготовил программу по Индонезии.

Спать в час ночи.

49

Суббота.

Прошел пешком восемнадцать километров.

Обед в «Китайском счастье».

Прочитал три страницы Лаклавтина.

Умер Джонни Холидей. Ему был 101 год. Он прожил долгую жизнь. Посмотрел по телевизору посвященную ему передачу.

Спать в полночь.

* * *

Этот день национального траура стал последней датой в подробном дневнике Патрика Перрена. Все уместилось на девяноста восьми страницах обычной школьной тетради марки «Завоеватель».

Впервые я встретился в Патриком Перреном шесть лет назад. Моя мать была почти уверена, что он не покидал Кана. Я и в самом деле отыскал его в гостинице «Надежда» в центре города. Спросил у администратора, как мне его найти, и через несколько минут он сам уже спускался ко мне. Высокий, худощавый, он был удивительно молод, бодр, подтянут, импозантен, от него веяло странным величием. Он взглянул на меня и спросил:

— Вы хотели меня видеть?

— Да. Меня зовут Симон Леблон. Вы знали мою мать сорок лет назад. Ее звали Саранья. Мы можем где-нибудь побеседовать?

Мы пошли прогуляться.

— Как она поживает?

— Хорошо. Она вернулась в Таиланд, в Шианг-Май.

Он шел широким размеренным шагом, глядя перед собой и покачивая головой.

— Это несколько деликатная тема… Я биолог, генетик. Некоторое время назад я совершенно случайно узнал, что мой отец мне не родной. Тогда мама рассказала мне о ваших с ней отношениях. По ее словам, вы мой биологический отец.

Патрик Перрен остановился и внимательно на меня посмотрел.

— Сын?

— Да. В этом довольно легко убедиться, если вы пожелаете.

— Надо же! А я-то думал, что не оставил после своего пребывания на земле ни единого следа… Симон… Да, припоминаю. Я подарил тебе резинового жирафа, когда у тебя резались зубки. Ты ел?

— Простите?

— Ты голоден?