Князь словно пригвоздил его к месту твердым взглядом:

— Теперь когда мне будет угодно. Вы тут уже дали себе волю.

Мужик поклонился до земли:

— Бес попутал, барин.

— Он так и будет вас путать. Вы же знали, что вам обещано.

— Да, барин, знали. Но Георгий Петрович больно крут с нами, а вы, барин, редко здесь бываете. Дом заперт, и жаловаться некому.

— Но как вы жаловались сегодня? С вилами да топорами! Если я велю, вас всех выдерут на заднем дворе. Ступайте прочь, и принесите жалобу, как положено.

Князь подождал, пока крестьянин отошел. Затем повернулся к Софии, стоящей поодаль на веранде:

— Будьте добры, мисс Джонсон, объясните, что вы здесь делаете?

— Я каталась неподалеку и почувствовала запах гари.

— Катались? Что за наряд на вас, позвольте узнать?

— Я покинула Обухово в спешке.

— Так вы почувствовали запах гари от самого Обухова?

— Возможно…

— Хм… Вам лучше войти в дом и немного отдохнуть.

— Акулина, князь…

— Ее отведут в конюшню. Крестьяне знают моих лошадей. Ради бога, войдите в дом. Надеюсь, вы не собираетесь падать в обморок?

— Со мной такого еще не случалось.

— Боюсь случай, упущен. Никогда бы не подумал, что в такой маленькой ножке столько силы.

Князь глянул на башмачок Софи, виднеющийся из-под подола юбки. Его голос и взгляд выдали еле сдерживаемую страсть. Подождав, пока Софи поднимется по ступеням, он указал рукой в сторону открытой двери:

— Здесь нет слуг. Если не считать управляющего. Но Георгий Петрович заперся в чулане. Я сам закрыл его на замок для большей безопасности. Крестьяне могли разорвать его на куски. Видите ли, всегда должен найтись козел отпущения.

Говоря это, князь ввел Софи в прохладную длинную комнату. Сквозь закрытые ставни в нее проникали лучи света, отражаясь на паркетном полу.

— Может, вы немного отдохнете? — предложил князь. — Утро выдалось для вас напряженное. — Он улыбнулся. — А я пока выпущу Петровича и посмотрю, как обстоят дела с сараем. Слава богу, в нем не было скота. До рассвета он пасется на пастбище. Могу предложить вам вина, хотите?

— Нет, спасибо. Мне ничего не нужно. Разве что немного отдыха. — Софи с наслаждением опустилась в мягкое кресло. Случившееся этим утром было столь странным и ужасающим, что пребывание наедине с князем в пустом доме не казалось ей таким уж страшным. Сейчас главное — объяснить князю свое присутствие здесь, не втягивая в это Алексиса. Но, поразмыслив, девушка пришла к выводу, что это невозможно. Факты есть факты. И он должен знать правду.

Неожиданно навалилась усталость, и Софи закрыла глаза. Когда же она их открыла — ей показалось, что буквально через минуту — то увидела перед собой князя.

— Должно быть, я уснула, — сказала она смущенно.

— Вы проспали целый час. За это время я вызволил Петровича, отдал необходимые распоряжения и осмотрел сгоревший сарай. Его в любом случае пришлось бы чинить. Будь сарай новым, не миновать зачинщикам бунта наказания. Но и у мужиков есть своя правда. Петрович крут и несправедлив с ними. Но мы во всем разберемся. Петровича, видно, придется отсюда убрать. — Князь говорил торопливо. — Вы не удивились, почему я здесь? — добавил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Я нашел в своем петербургском доме письмо. Петрович предвидел бунт. Я прибыл рано утром и обнаружил, что в дом вломились крестьяне. Они, едва не порешили управляющего. Но это теперь не важно. Главное — я здесь. А вы?

Он медленно поднял Софи на ноги. Его серые глаза настойчиво смотрели на нее. Он стоял так близко, что Софи ощущала исходящую от него мужскую силу.

— Вы не должны сердиться на Алексиса, — отозвалась девушка. — Я здесь из-за него. Но… — Она запнулась под его проницательным взглядом.

— Вы думаете, я это хочу знать? — Его голос прозвучал совсем тихо.

— Нет, — медленно проговорила смутившаяся Софи. — Не думаю…

Князь медленно притянул ее к себе, сначала осторожно, потом крепко обнял. От прикосновения его губ сердце Софи забилось, как испуганная птица в клетке. Она, будто в тумане, чувствовала, что он расстегнул ворот ее платья и теперь ласкает ее шею… Софи охватила дрожь… Ведь именно этого она ждала с первой их встречи.

— Какая хрупкая, нежная шейка. Ее так легко сломать, — прошептал князь. — И все же вы — мой сороковой медведь.

Он улыбался, глядя на нее сверху вниз.

— Ваш сороковой медведь? — эхом подхватила она.

— Единственный медведь, которого охотник по-настоящему боится. Человек может убивать множество раз, оставаясь без единой царапины. Но сороковой медведь — его смерть и его судьба. Не смейтесь, Софи. Вы моя судьба, мой сороковой медведь. Мне кажется, я всегда это знал, всегда чувствовал. Я люблю вас… Я хочу жениться на вас. Вы согласны выйти за меня? Я прошу вас об этом не под влиянием момента. Я долго думал, долго боролся с собой. Вы должны хорошенько подумать, прежде чем ответить мне.

— И побороться с собой?

— Сороковой медведь не борется. Он наносит единственный удар… и все кончено. — Князь улыбался, но его лицо оставалось напряженным.

— Тогда мне остается лишь нанести удар, — тихо ответила Софи. — Я люблю вас. И я выйду за вас замуж.

— Дайте мне вашу ручку. Она слишком нежная для такого удара. Какой чудесный момент! Софи, я так счастлив, так счастлив! Я знал, что вы не можете не любить меня, я это знал, я чувствовал вашу любовь. И понял это, когда вы оперлись очаровательной ножкой о мою ладонь, так же как это поняли вы. Тот жест означал подчинение и победу. Скажите еще раз, что любите меня.

— Я люблю вас, Петр.

— Именно этого ответа я желал. Давайте распахнем ставни. Это утро нашей любви! Утро опасности, насилия и… любви! Вы боялись?

— Я едва дышала от страха. Вилы, топоры… — Софи вздрогнула, вспоминая ужас пережитого: страх, отчаяние и то, как она поняла, что любит Петра больше жизни, и испугалась витающей так близко над ним смерти.

— Однако вы не побоялись броситься через толпу мне навстречу. Когда пьяный Василий попытался схватить вас… это был момент… застрели я его, нас обоих растерзали бы на куски.

— Но… несмотря на угрозу, вы сложили ружье к ногам.

— Самое главное в схватке — поразить врага неожиданностью. Давайте откроем окна в доме, найдем немного вина и отпразднуем наше счастье! Мы не должны понапрасну терять эти чудесные мгновения, Софи. Мы будем помнить о них всю нашу жизнь. — Его мягкий, глубокий голос проникал в самые глубины ее души.

Князь переходил от окна к окну, раздвигая ставни, так что лучи солнца наполнили комнату ласковым светом. При ярком свете дня они впервые открыто смотрели в глаза друг другу.