Я даже вскочил от радости и восторга, да еще руку с бутылочкой вскинул над головой. Пацаны, играющие в «стрелялки», с уважением покосились на меня. Подумали, что я удачно прошел какую-то сложную миссию. Они отчасти были правы: я действительно прошел миссию – первую, а потому самую сложную.

На улице шел тихий дождь, и я встал под огромным кленом, похожим на застывший зеленый взрыв. Я набирал номер инспектора ГАИ Уторина, моего старого знакомого, и мысленно молил, чтобы тонкая ниточка, за конец которой я схватился, не оборвалась. Время подходило к полуночи, трубку долго никто не поднимал, и я готовился выслушать ругательства в свой адрес.

– Кирилл, ты, как всегда, вовремя, – наконец услышал я сонный голос.

– Валера, прости, – искренне покаялся я. – Если бы ситуация позволяла, я бы позвонил утром.

– Если мне не изменяет память, твои ситуации всегда суровы, как английские классные дамы. Чего надо? Моя смена с утра, подъезжай на пункт, все сделаем…

– Нет, Валера, техосмотр мне не нужен. Я по другому вопросу. Мне надо узнать имя владельца автомобиля.

– Нет проблем, – зевнув, ответил Уторин. – Завтра найдем. Подъезжай…

– Сейчас, Валера, – возразил я. – Мне надо сейчас.

Уторин негромко простонал. Я услышал, как кто-то позвал его, должно быть жена. «Да не ори! – проворчал Уторин. – Мне министр звонит!» Дух семьи, чужого гнезда, сонного, теплого, закрытого со всех сторон, выплеснулся из трубки под сырую крону дерева. Я представил, как Валера стоит у телефона в трусах, переминается с ноги на ногу, чешет пожелтевшими кривыми ногтями одной ноги лодыжку другой; а через приоткрытую дверь в спальню виден край кровати, на которой, до головы накрытая розовым одеялом, лежит ворчливая жена с некрасивым, рыхлым, жирно смазанным ночным кремом лицом. Неужели все романтические свидания, страстные поцелуи, волнующие ожидания и безудержная страсть заканчиваются вот этим?

– Давай модель и номер, – сквозь зубы процедил Валера. Наверное, ему очень хотелось послать меня подальше и придушить жену. Но меня он не послал, я ему был нужен, а вот что он сделал с женой – осталось для меня тайной.

Он перезвонил мне через пару минут. Я опустился на корточки, подобрал с земли треугольный осколок бутылочного стекла и приготовился нацарапать на земле фамилию и домашний адрес «хомячка». Но сделать это мне не пришлось. То, что сообщил Валера Уторин, меня просто шокировало:

– Значит, так. Владелец этого «Опеля» – Юрий Петрович Кондрашов. Проживает по адресу: Севастополь, улица Ленина, дом девять…

Я уже не слушал Уторина и против своей воли отключил телефон, даже не сказав «спасибо». Белиберда какая-то! Юрка Кондрашов оказался тем самым неуловимым «хомячком»? Тем самым таинственным «Константином Григорьевичем Батуркиным»? Юрка, мой однокашник по институту, прирожденный артист, клоун, вечный весельчак и плут, который шутки ради представлялся по телефону то Мартином Борманом, то Орестом Нечапайзацицько, то прапорщиком Бодунко? Это он в один прекрасный вечер представился Батуркиным и обвел меня вокруг пальца? Это он организовал выступление моего двойника на сценах Евпатории и Севастополя? Он отпечатал афиши, он отправил грозное письмо Максу со словами: «Прибью, собака, если еще раз выпустишь на сцену этого поганца!»

Белиберда… У меня не укладывалось это в голове. Ладно, я был готов к любому, даже самому умопомрачительному розыгрышу со стороны Юрки Кондрашова. Но разве он был способен к жестоким играм на поприще шоу-бизнеса? Разве он мог угрожать расправой своему конкуренту Максу и назвать меня в своей анонимке «поганцем»?

Я прижался лбом к сырой коре дерева. А что я знаю о нем? Чужая душа – потемки. Разве весельчак и балагур не может организовать шоу, чтобы вытряхнуть из приезжих деньги? Ведь Юрка, назвавшись Батуркиным, предложил мне еще раз выступить! А я отказался. Уговаривать меня он не стал из-за неимения времени, надо было срочно давать концерты «мастера индукции и дедукции Кирилла Вацуры», пока у праздной толпы не угас интерес. Готовенькие деньги лежали на поверхности, и Юрка не поленился их подобрать. Он нашел подходящего актера, который успешно выдавал себя за меня.

Моя горячность не позволила мне спокойно обдумать мой следующий шаг, и я начал торопливо набирать номер домашнего телефона Юрки Кондрашова, даже в общих чертах не представляя, что я ему скажу. Ниточка выскальзывала из моих рук, словно червяк, не желающий насаживаться на рыболовный крючок, и я предпринимал все возможное, чтобы выловить еще одну удачу, и еще, и еще – и так до тех пор, пока не доберусь до подонка, отравившего Ирину.

Юрка не отвечал. Я мысленно считал гудки и терпеливо ждал. Если спит, то пусть проснется. Если он в ванной, то пусть вылетит оттуда с намыленной головой, голый и мокрый. Если он в объятиях женщины, то пусть со скрежетом зубов и проклятиями оторвется от нежного тела. Для начала я обложу его матом. А потом попрошу… нет, прикажу немедленно ехать ко мне. Пусть расхлебывает ту кашу, которую заварил.

Я устал считать гудки. Юрка не ответил. Но я уже не мог остановиться, не мог дождаться утра. Выбежав на шоссе, я остановил автобус, заполненный молчаливыми и угрюмыми рабочими в оранжевых спецовках. Я сел на единственное свободное место и под гул мотора два часа подряд качался из стороны в сторону вместе с пластиковыми касками.

В Севастополь я приехал во втором часу ночи. Ночной город был безлюден, на мокром асфальте отражались мигающие желтые огни светофоров, и в полной тишине отчетливо раздавались лишь мои быстрые шаги. Я шел посреди проезжей части, надеясь таким способом остановить попутку, но ни одна машина не проехала мимо меня. Без четверти два я зашел в подъезд Юркиного дома, поднялся на третий этаж и, не мешкая, позвонил в квартиру. Последний раз у него в гостях я был давно, семь лет назад, когда мы отмечали юбилей со дня выпуска из института. Но память меня не подвела, я прекрасно помнил эту обшитую желтым кожзаменителем дверь и оригинальную цифру 8, исполненную из очков в тонкой оправе без стекол, а также привешенную над кнопкой звонка фанерку с надписью: «НАЖИМАТЬ ТОЛЬКО В СЛУЧАЕ КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ!!!» Это был Юрка, каким я его помнил всегда. Что ж, наступил тот самый случай крайней необходимости. Я надавил на кнопку.

Из глубины квартиры донеслось приглушенное жужжание. Я подождал ровно столько, сколько нужно человеку, чтобы проснуться, встать с постели и одеться. Но дверь не открылась. Я позвонил настойчивей. Упрямство или врожденная индифферентность Кондрашова начала меня нервировать. Я надавил на кнопку и не отпускал ее до тех пор, пока с тихим щелчком не открылась соседняя дверь. В образовавшуюся щель высунулось помятое, ослепленное лампочкой лицо немолодой дамы. Некоторое время она молча щурилась и шевелила бровями, точнее, тем местом, где они должны были расти. Взгляд ее был задумчивым, немного недоуменным.

– Вы что, сговорились все? – спросила она, растягивая звуки, как жвачку.

– Как вы думаете, Кондрашов дома? – спросил я.