приподнимаясь на локтях, а горячий язык уже во всю ласкает нижние губки. Откидываю голову назад, часто дыша открытым ртом. Вот уже два требовательных пальца ласкают изнутри, подводя к пику наслаждения. Еще чуть-чуть…

Но внезапно все прекращается. Недоуменно смотрю на майора. А он судорожно сдирает с себя толстовку и джинсы, не отводя от меня взгляда.

— Сука, какая же ты охуенная, — горячечный шепот простого и грубоватого комплимента подстегивает не хуже виагры. Переворачиваюсь на живот, встаю на четвереньки, прогибаясь в спине и призывно виляю попой. Слышу громкое рычание, и доведенный до предела зверь врывается на всю длину. Чтобы не заорать от мучительного наслаждения, кусаю свой кулак. Огромная лапа майора наматывает мои кудряшки на затылке, заставляя откинуть голову назад, а вторая крепко держит за горло.

— Не молчи, — горячий шепот обжигает плечо. И я не молчу, ощущая, как через несколько резких толчков Коновалов выстреливает в меня горячими тугими струями. Аккуратно подтягивает за волосы, заставляя подняться на колени, и медленно двигаясь во мне, одной ладонью залезает под водолазку, которую никто не снял и накрывает грудь, а второй ласкает клитор, вызывая судороги по всему телу. Не могу держаться долго, ноги потряхивает, дрожь во всему телу. С тоненьким писком повисаю на его руках. Прижимает к себе так, что сделай это чуть сильнее, и затрещат косточки.

— Ты супер, Варь. — нежно целует в плечо. — А теперь можно в ванну.

Валюсь на кровать. Зверь. Чисто зверь.

Накрывает меня пледом, а сам идет в душ. Слышу, как шумит вода, как майор что-то насвистывает. А я лежу и улыбаюсь, как дура. Не выйди я тогда покурить вечером, этого б ничего и не было бы. Я бы так и жила, не зная о втором мире, что нас окружают сказочные, по сути, существа. И что где-то есть такой вот угрюмый, молчаливый майор, который одним своим прикосновением сможет меня превратить в похотливую суку. И знаете, мне это нравится.

— Варь, — открываю глаза и вылезаю из-под теплого пледа. Коновалов стоит в одних шортах небесного цвета, на шее полотенце, тело влажное еще. В волосах на груди блестят капли воды.

— Ммм? — мычу, потому что сил говорить нету.

— Я там в холодильнике поесть нашел. Пойдем?

Шлепаю за майором. Квартира, хоть и двушка, но просто огромная. Обстановка холостяцкая. В большой комнате диван и телек. Пару полок с книгами, на столике у дивана стоит ноут. В спальне же только кровать и шкаф для одежды. Кухня по площади большая, стоит обеденный стол с мягкими стульями, большой холодильник и гарнитур кухонный. Никаких занавесок на окнах я не увидела, везде только рулонные шторы в тон обоям. Санузел раздельный. Ванная комната не большая, даже без раковины. Только ванна и стиральная машинка.

Удивленно хмыкаю, когда вижу набранную ванну горячей воды. Озаботился майор. Лишь б не уснуть только. Залезаю в воду. Божечки, какой же кайф!

На кухне зажурчала вода, зашкворчало масло на сковородке. Золото, а не мужик, честное слово! Еще и покушать приготовит.

Горячая вода меня чуть не сморила. Глаза отчаянно закрывались и просились спать. Пересилив себя, кое-как вылезла, и укутавшись в большой банный халат майора, пошла на кухню. На столе на деревянной разделочной дощечке уже стояла большая сковорода жаренной с чесноком картошечки, рядом было нарезанное сало, ржаной хлеб. И две огромные кружки с ароматным чаем. Судя по запаху- что-то из запасов Нины. Кирилл же задумчиво курил в открытое окно. Увидев меня, улыбнулся:

— Знаешь, все бы отдал, чтоб ты вот так вот по дому ходила.

Фыркнула.

— В холодосе было только сало. — Кирилл сел напротив, — Завтра на рынок сгоняю, мясца прикупим. Ты какое любишь?

— Любое, — говорить с набитым ртом было трудно. — Кирилл, а можно завтра ко мне на работу сходим?

— Зачем? — напрягается майор, и даже вилку отложил.

— Как так, зачем? — удивляюсь я. — Надо же начальнику сказать, что я приехала. Да и ты вроде как с ним познакомиться хотел.

Немного расслабляется, но взгляд все еще немного настороженный.

— Сходим. Но Варь..- мнется, как первоклашка, — Ты уверена, что хочешь снова на работу выходить?

— А почему нет?

— А не боишься? — с прищуром смотрит.

— Нет, а стоит?

Складывает лапищи на стол в замок. Смотрит серьезно, невольно мурашки бегут о телу.

— Варь. Я все- таки не совсем человек, да и с Бером не совсем еще могу совладать. Ты работаешь в баре, где основные клиенты- мужчины. Почему, ты думаешь, мы ехали в сопровождении, но за рулем был я сам? И почему из второй машины всегда выходила только женщина?

— Блин, Кирилл. Для меня это дико, что мужчина может быть настолько ревнивым.

— А это не ревность, Булочка. — чуть улыбается, грустно грустно так. — Это инстинкт. Я все же больше животное, чем человек. И других самцов рядом с тобой быть не должно. В принципе

— Животное? — удивляюсь я, и тоже откладываю вилку. — Пусть животное, мне все равно, Кирилл. Кажется, мы все это уже решили еще там, в доме. Изменять я тебе не собираюсь. Но и сидеть дома тоже не буду. У тебя служба, а у меня что? Да меня же разорвет от молчания! Мне нужны люди, общение!

— Будет общение. — кивает серьезно, — Но только не в баре.

— А не много ли вы на себя берете, сударь? — начинаю заводиться я.

— Нет, — в голосе появляются рычащие нотки.

— Ты чего это? Рычать на меня вздумал?! — все, у Вари включился режим валькирии. — Никогда не смей это делать!

Ноздри майора угрожающе раздуваются, пальцы, сцепленные в замок, белеют. Молчит, закрывает глаза, как будто считает в уме, чтобы успокоиться.

— Варя, не повышай голос, пожалуйста. — каждое слово произносит спокойно, будто по слогам. А у меня по спине бегут мурашки, и волосы на руках встают дыбом. И вся моя валькирия, поджав хвост, сбегает в неизвестном направлении. Кирилл делает глубокий вздох, и снова молчит.

— Давай договоримся так. — черные глаза, такие ласковые обычно, и такие колючие сейчас, — Если Бер завтра решит, что в баре нормально, и никто на тебя там не претендует- работай, ради бога. Но если он подумает по-другому…

— Я буду сидеть дома.

— Нет. Сменишь работу на такую, где работают женщины. Так будет безопаснее. Для всех.

— Что, и меня задерешь? — Варька, овца, не провоцируй мужика! Язык твой без костей.

— Нет, — тонкие губы расползаются в ухмылке, — Запру тебя дома и буду драть до потери пульса. А если серьезно, то никому не нужна бойня в городе.

— Озабоченный изврат, — фыркаю на него.

— Ага. — соглашается, кивая. — А