– А что насчёт свечи?

– Как и предполагалось, увидеть повешенного можно лишь, если свеча стоит на полке напротив окна, но на полке нет никаких следов.

– Понятно, – всё так же безучастно проговорил Холмс.

– Мне удалось узнать адрес полицейского, обнаружившего труп.

– Поздравляю, – ответил Холмс.

– Холмс, что с вами? – не выдержал я.

– Вроде и улик много, – как бы самому себе сказал мой задумчивый друг, – а ответа нет.

– Вам удалось найти женщину?

– Да, и она подтвердила, что эта записка от письма, предназначенного ей. Однако оно в числе других предметов было украдено или сожжено ворами, которые попутно чуть не спалили часть квартиры, – сделав паузу для очередной затяжки, он продолжил: – Но странное дело. Полли говорит, что когда вернулась, то обнаружила тлеющие бумаги, которые, в принципе, не смогли поджечь квартиру, так как совершенно случайно, Уотсон, вы представляете, совершенно случайно, когда воры уходили, они уронили кастрюлю с водой, которая залила огонь, – Холмс вскочил. – Не странно ли всё это?

– Холмс, а почему нельзя предположить, что это так и есть?

Холмс развёл руками и подошёл к окну, что он там намеревался увидеть в это время суток, непонятно, но, видимо, его и не интересовала улица, так как, постояв, он вернулся и сел за стол.

– Надо будет навестить Герберта Рэнсона. Но сдаётся мне, что ничего-то нового мы не узнаем. Может, стоит остановиться и принять версию Лестрейда? – он задумался, а потом неожиданно предложил, – а сейчас давайте поедим.

И в тот же момент появилась наша квартирная хозяйка и приступила к сервировке стола. Иногда меня так и подмывало задать им обоим вопрос: «Случайно ли это?»

– Не обижайтесь, Уотсон, – сказал Холмс после того, как всё было съедено. – Не нравится мне это дело. Чувствую, ещё будут сюрпризы, но будет ли хорош конец. Знаете, – продолжил он, а я решил не высказываться, – у других женщин Паркера тоже что-то искали, но ничего не взяли.

– Да, а что ещё взяли у неё?

– Несколько безделушек, в общем, несерьёзно. И ещё, Уотсон, – голос Холмса несколько изменился, – запах нюхательного табака и оружейного масла не мог появиться после нахождения тела, так как никто из тех, кто был на месте преступления, не нюхает табака. И по случайности Лестрейда вызвали из дома, и он забыл свой револьвер, и вообще пришёл в одежде, в которой никогда не появлялся на службе…

– Но откуда вы это знаете?

– Смит рассказал, что Лестрейд, принеся записку, кстати, в папке, рассказал ему об этой забывчивости, а никто более эту записку не трогал. Так-то вот.

– Может всё же, Рэнсон сумеет нам помочь?

– Вряд ли, но завтра мы его обязательно навестим, без этого уже невозможно.

Установилась пауза, в течение которой я не нашёл ничего лучшего, чем подойти к окну и попытаться рассмотреть что-то на улице, хотя особо ничего и не было видно, темнота не позволяла сделать это, и казалось, что улица и мои переживания на какое-то время объединились, и одно полностью соответствовало другому. Не было пока понятно, за что можно уцепиться. Мне не нравились дела подобного характера, когда кто-то специально или нет, пытается создать видимость простоты, которой на поверку не оказывается. Что это, боязнь трудностей? Не знаю, что испытывал на самом деле мой друг, но я каждый раз очень сильно переживал в подобных случаях. Я отвернулся от окна. Холмс сидел и задумчиво барабанил пальцами по подлокотнику. Неожиданно я посмотрел на газовую лампу, которая в первый момент ослепила меня, и я вспомнил.

– Холмс, когда я возвращался, то увидел, как мне показалось, нашего старого знакомого – «Джимми – длинная рука». И знаете, что он делал? – Холмс покачал головой. – Собирал милостыню на пересечении Милтон-стрит и Парк-роуд.

– Что?! – вскричал Холмс.

– Джимми просит милостыню, – ещё раз подтвердил я.

– Что могло так повлиять на этого гения, виртуоза пальцевых манипуляций? – задумчиво произнёс Холмс.

– Я могу ошибаться, но у него что-то с правой рукой.

Холмс замолчал, обдумывая эту новость, а я опустился в своё кресло и уставился на огонь. Потрескивали дрова, и стало так спокойно, что я начал дремать.

– Уотсон, – вывел меня из раздумий Холмс, – завтра у нас будет насыщенный день.

С самого раннего утра мы с Холмсом отправились домой к Герберту Рэнсону, который жил буквально через дорогу от Скотланд-Ярда. Он был дома, и, увидев нас, сначала, как мне показалось, испугался, но потом успокоился и держался как-то отстранённо.

– Здравствуйте, Рэнсон, – поприветствовал его Холмс.

– Здравствуйте, мистер Холмс.

Холмс долго и внимательно всматривался в лицо констебля. И это, видимо, стало тревожить того, к кому мы пришли.

– Вас не удивляет, что мы к вам пришли? – продолжил Холмс.

– Нет, мистер Холмс.

– Вы можете что-то сообщить нам?

– Наверное, нет.

– Свеча горела, когда вы увидели повешенного?

– Да.

– И где стояла эта свеча?

– На столе.

– Рэнсон, мы здесь одни, и я не собираюсь сообщать о нашем разговоре кому-либо, скажите правду.

– Я уже всё сказал.

– Рэнсон, мы провели эксперимент, который показал, что нельзя увидеть повешенного в окно при свече, стоящей на столе. Лучше сказать правду, Рэнсон.

– Мистер Холмс, я всё сказал. Сожалею, что не могу вам помочь… – Он опустил глаза.

– Это сделали вы? – неожиданно спросил Холмс.

– Нет, – Рэнсон вскинул голову и в открытую посмотрел на Холмса, – как вы могли подумать об этом! – с возмущением вскричал он.

– Хорошо, я вас понял, Рэнсон. Мы ещё увидимся, – и он повернулся перед удивлённым полицейским. – Пойдёмте, Уотсон.

– Но мистер Холмс, – вскричал тот. – Я честный человек. Каждый скажет, кто меня знает. Вы меня должны помнить, я участвовал в задержании Паркера.

Холмс остановился и ещё раз продолжительно стал рассматривать Рэнсона.

– Я помню вас, но почему вы не хотите мне помочь?

– Я не могу, мистер Холмс. Не мучайте меня.

– Ладно, Рэнсон.

Мы вышли на улицу. Я был удивлён, а Холмс, напротив, выглядел бодро.

– Как вы думаете, Холмс, почему Рэнсон не хочет нам помочь?

– Есть мысли, но нужно ещё подумать. У Рэнсона нет родни, друзей, лишь сослуживцы, среди которых и надо искать. А пока, Уотсон, навестим Джимми?

Я не возражал, и мы отправились туда, где я его видел вчера. Когда мы добрались до места, на улице стало уже многолюдно, и нам пришлось протискиваться к тому месту, где, как король, восседал Джимми. Он хорошо освоился с этой новой своей ролью и, увидев нас, заулыбался как хорошим знакомым: