Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проще говоря, каждая из экономических страт в США пережила снижение заработной платы, даже при том что в общем по стране средняя зарплата выросла.
Теперь вы видите, почему это называется парадоксом.
Вернемся к загадке. Ответ зависит от того, что мы понимаем под определением «длиннее среднего». Мы не говорим о «среднем» для всего населения; у мужчины в баре волосы были длиннее, чем в среднем у мужчин. Но в баре, конечно, были и женщины, и длина волос нового посетителя меньше, чем средняя для женщин. Средняя длина волос для подгруппы мужчин в этом баре увеличилась, средняя длина для подгруппы женщин не изменилась; следовательно, среднее для всей группы посетителей бара уменьшилось.
Ключ к парадоксу Симпсона — понимание разницы между группой и подгруппой.
Теперь вернемся к американским зарплатам. Вы думаете, что каждая из этих подгрупп (недоучившиеся в школе, закончившие колледж и пр.) не менялась со временем? Но так не может быть: сейчас среди работающих американцев гораздо больше выпускников колледжей. Иначе говоря, лучше всего оплачиваемые подгруппы стали больше относительно хуже всего оплачиваемых по сравнению с 2000 г. Поэтому хотя медианная зарплата у выпускников колледжей уменьшилась, за счет возрастания их численности общее среднее значение выросло.
Это важно, потому что разные результаты на уровне групп и подгрупп позволяют американским политикам, равно не греша против истины, сказать, что зарплаты выросли или что они сократились. Большинство людей никогда не слышали о парадоксе Симпсона и не изучали статистику, поэтому они и не способны понять, как столь взаимоисключающие правды могут сосуществовать. В итоге они поверят в ту версию, которую услышат, или — если услышат обе — могут навсегда утратить доверие к статистике.
Зарплаты выросли, и это подтверждается статистическими данными!
Зарплаты снизились, и это подтверждается статистическими данными!
И то и другое — правда.
Нетрудно понять, почему люди становятся скептиками.
Наглый обман?
Если нужно понять, как идут дела в национальной экономике, то пристальнее всего рассматривают валовой внутренний продукт (ВВП). Одна цифра, как предполагается, отражает и мощь и эффективность целой экономики, состоящей из миллиардов транзакций и вложений. ВВП измеряет ценность, созданную в экономике, с поправкой на инфляцию. Его размер учитывают, задавая процентные ставки, суверенные кредитные рейтинги, размеры пенсий, налоги и государственные расходы. Если ВВП растет, можно ожидать, что условия жизни обычных людей улучшатся; если он снижается два квартала подряд, государство объявляет рецессию и принимается сокращать важные расходы. ВВП влияет на нас всех.
В 2015 г. ВВП Ирландии вырос на 26%. Кто-то подумает, что для небольшой страны из еврозоны это потрясающий прорыв. В Индии ВВП вырос на 7,6%, в Китае — на 6,9%. Средний рост по еврозоне составил жалкие 1,7%. Как же это удалось ирландцам?
Увы, сами ирландцы не имели к скачку своего ВВП практически никакого отношения. Они его не создавали и почти ничего от него не выиграют. Просто несколько иностранных компаний ради оптимизации своих налогов подвигали кое-какие фишки на всемирном игровом столе, и в Ирландию переместился некоторый набор ценных активов, которые теперь генерируют там немалые доходы. В Ирландии налог на прибыль для коммерческих компаний составляет всего 12,5%, что делает страну необыкновенно привлекательной для регистрации мировых бизнесов, способных путем корпоративных инверсий или иных процедур изменить свое постоянное местонахождение. В Ирландии теперь официально размещаются головные офисы более 700 американских компаний. В 2015 г. в страну перевезли производственных активов на €300 млрд, в том числе на €35 млрд самолетов, принадлежащих голландской лизинговой компании AerCap, и широкий спектр интеллектуальной собственности, принадлежащей таким гигантам, как, например, Apple.
Но что все эти новые активы и дополнительный национальный доход значат для ирландцев? Похоже, ничего особенного. Официально в 2015 г. экспорт вырос с €220 млрд до €295 млрд, но большинство товаров и услуг, которые создали этот головокружительный скачок, производятся за пределами страны. И менеджмент, и производство американских компаний, зарегистрировавшихся в Ирландии, остались по большей части в Штатах. Налицо некоторый прирост доходов от налоговых поступлений, что несколько облегчит бюджетирование правительству, зажатому жесткой экономией, но у большинства граждан страны доходы не изменятся. Согласно Центральному бюро статистики Ирландии, уровень занятости населения заметно не изменился. У большинства населения благосостояние и перспективы останутся в общем теми же, что и прежде.
Какой же смысл измерять ВВП? Если страна может показать такой значительный рост на бумаге, нисколько не улучшив материальное положение своих граждан, стоит ли говорить, что подсчет ВВП решает задачу? В случае с Ирландией значение ВВП решительно может ввести в заблуждение. В начале 2016 г. ирландцы радовались, что соотношение внешнего долга к ВВП снизилось с 125% с лишним в 2013 г. до менее чем 100%. Но это достижение выглядит пустышкой в контексте искусственно надутого ВВП. Ирландия по-прежнему стоит на втором месте в мире по долговой нагрузке в пересчете на душу населения.
Ирландия — это исключительный случай искажения ВВП, но сам этот показатель неоднозначен повсеместно. Если мотоциклист в Колорадо перевернется и сломает ногу, это будет несчастье для него, но удача для ВВП. Пострадавшему или его страховой придется платить за скорую, за лечение, за место в больнице, за физиотерапию, а может, еще за адвоката и новый мотоцикл: беда этого человека вызовет оживление экономической активности, что повысит ВВП. Точно так же, если африканских земледельцев постигнет засуха и им придется покупать продовольствие, а не выращивать свое, ВВП страны вырастет. Это будет прямой результат бедствия. Когда хищнически вырубают девственные джунгли или происходит землетрясение и необходимо строить новые здания, ВВП растет. В то же время, если автомобильный концерн изобретает более экономичную дешевую машину, затраты на машины и на топливо в стране могут снизиться, и в результате уменьшится ВВП. И значит, хотя ВВП и считается самым точным из возможных индикаторов экономического здоровья страны, его рост совсем не обязательно означает рост счастья и благополучия граждан. Правда о том, что ВВП идет вверх, может прекрасно сосуществовать с той конкурентной правдой, что положение многих людей в аспекте здоровья или довольства ухудшилось.
Такое расхождение между ВВП и благополучием людей становится все важнее в мире, где технологии меняют наши занятия и ценности. В большинстве развитых стран ВВП несколько лет стагнирует, и различные комментаторы ссылаются на это, подразумевая, что стандарты жизни тоже не улучшаются. А ведь за это время существенно выросло качество наших машин, связи, медицины, мы получили доступ к практически неограниченному знанию, музыкальным, телевизионным, книжным, игровым и социальным ресурсам. Молодые люди, которые в былые годы мечтали об автомобиле или о полном шкафе одежды, теперь больше интересуются добавлением друзей в Facebook или публикацией селфи в Instagram. Мы приобретаем немалую ценность, слушая музыку в интернете, собирая там информацию, играя в многопользовательские игры, находя работу и партнеров, выстраивая собственные сети, но поскольку мы можем все это делать, не тратя ни гроша, бóльшая часть этой ценности не учитывается при подсчете ВВП. Приложение, которое помогает организовать совместное пользование автомобилем или соседскую взаимную заботу о детях, вероятно, заметно улучшает качество вашей жизни; вместе с тем оно, вероятно, уменьшает ВВП, сокращая ваши траты на такси или няню.