Сестра исчезла. Дейзи глотнула еще лимонаду.

— На основании того, что вы смогли мне рассказать, мы сделаем примерный портрет преступника, — сказал Вексфорд. — А когда вам станет получше и вы отсюда выйдете, я попрошу вас изложить все это еще раз и подписать заявление. Если вы согласитесь, мы запишем весь рассказ на пленку. Я знаю, что это будет тяжело, но не торопитесь сейчас говорить «нет», подумайте.

— Мне не надо думать, — ответила она. — Конечно, я подпишу заявление. Обязательно.

— Но до тех пор я должен посетить вас еще. Я намерен продолжить беседу завтра. А сейчас скажите мне еще одно — Джоан Гарленд так и не приехала?

Дейзи, казалось, задумалась и не реагировала. Наконец она сказала:

— Не знаю. Я не слышала, чтобы она звонила в дверь или что-нибудь еще. Но после того… после того, как он в меня выстрелил, там могло твориться что угодно, я бы не услышала. Я истекала кровью и думала только о том, как добраться до телефона. Я хотела только доползти и вызвать полицию и «скорую помощь», пока не умерла от потери крови. Я думала, что умираю.

— О да, — сказал Вексфорд. — Да.

— Она могла приехать после того, как эти… эти люди скрылись. Я не знаю, меня бесполезно спрашивать. Просто не знаю. — Она замялась на миг, а потом тихо спросила: — Мистер Вексфорд?

— Да?

Она молчала, опустив голову. Густые темно-каштановые волосы, рассыпавшись волной, скрывали ее лицо, шею и плечи. Она медленно подняла правую руку — тонкую и белую, — запустила длинные пальцы в волосы, собрала пряди в горсть и отбросила назад. Подняла глаза и послала инспектору напряженный взгляд. Верхняя губа у нее дернулась, как от боли или от удивления.

— Что со мной будет? — спросила она. — Что я стану делать теперь? Я потеряла все, все погибло, все, что имело значение.

Теперь не стоило напоминать ей, что она будет богата и не все в жизни потеряно. У нее по-прежнему в избытке того, что для многих составляет смысл жизни. Вексфорд был не из тех, кто слепо принимает на веру старую сказку о том, что деньги не делают счастливым. Но он промолчал.

— Я должна была умереть. Для меня же было бы лучше, если бы я умерла. Но умирать так страшно! Я думала, что умру, когда кровь хлестала из меня фонтаном, меня охватил ужас — я так перепугалась!.. Забавно, что мне не было больно. Сейчас мне больнее, чем было тогда. Казалось бы, когда что-то проникает в твое тело, это должна быть адская боль. Но никакой боли не было… А лучше всего было бы мне умереть, это я сейчас поняла.

Вексфорд ответил:

— Я понимаю, что вы можете счесть меня одним из ех, кто норовит подсунуть старое плацебо. Но вы не вечно будете это чувствовать. Это пройдет.

Глядя ему в глаза, Дейзи сказала слегка высокомерным тоном:

— Ну так увидимся завтра.

— Да.

Она протянула руку, и инспектор пожал ее. Пальцы были холодными и сухими.

Вексфорд пришел домой рано — с предчувствием, что теперь ему долго не случится возвращаться с работы в шесть вечера. Входя в прихожую, он увидел Дору — она как раз опускала трубку телефона.

— Шейла звонила, — сказала она. — Если бы ты вошел на секунду раньше, успел бы поговорить.

Язвительный ответ готов был сорваться с его языка, но Вексфорд сдержался. Совершенно незачем быть гадким с Дорой. Она-то ни в чем не виновата. Напротив, на том обеде во вторник она изо всех сил старалась смягчить углы, снять раздражение, погасить злобу.

— Они приезжают, — сказала Дора безучастным тоном.

— Кто куда приезжает?

— Шейла. И Гас. На уикенд. Помнишь, во вторник Шейла говорила, что они, может, приедут…

— Со вторника многое успело произойти.

В любом случае, в этот уикенд он вряд ли проведет дома много времени. Но уикенд — это уже завтра. Завтра пятница, и вечером они приедут. Вексфорд налил себе пива «Аднам» — с недавних пор оно появилось в местном винном магазине — и немного сухого хереса Доре. Она положила руку ему на плечо, погладила по руке и взяла его ладонь. Это напомнило ему о ледяном прикосновении Дейзи, только у Доры рука была теплой. Тут Вексфорд взорвался:

— Я должен целый уикенд терпеть у себя в доме этого негодяя!

— Рег, не надо. Не будь таким. Мы его видели всего два раза.

— Ага. Первый раз она привела его сюда, и он стоял вот здесь, перед моими книгами, брал одну за другой и презрительно усмехался. Взял Троллопа и залыбился, взял рассказы Джеймса и покачал головой. Так и вижу, как он тут стоит с Джеймсом в руке и медленно-медленно так поводит головой из стороны в сторону. Я думал, он сейчас покажет пальцем в пол, как весталка, когда парень с сетью лежит на арене у ног гладиатора. Добей! Вот приговор верховного судьи — убить!

— У него тоже есть право на свое мнение.

— Но нет никакого права презирать мое и демонстрировать мне это. Да и потом, ведь это не единственное, ты прекрасно знаешь, Дора. Ты когда-нибудь видела более высокомерного человека? Ты когда-нибудь встречала среди тех, кто считается другом твоей семьи или входит в число близких знакомых, такого, кто бы так явно и открыто выказывал тебе презрение? Тебе и мне. Что бы он ни говорил, он говорил, чтобы показать свою возвышенность, глубокомыслие и остроумие. Что она в нем нашла? Мелкий, тщедушный, страшный. Близорукий — он не видит дальше кончика своего курносого носа!

— Знаешь что, милый? Женщины любят маленьких мужчин. Находят их привлекательными. Знаю, что крупные и высокие вроде тебя не верят в это, но это так.

— Берк говорил…

— Я знаю, что говорил Берк. Ты мне уже цитировал. Красота мужчины целиком заключается в его росте или что-то в этом роде. Берк не был женщиной. Да и как бы там ни было, я думаю, Шейла ценит его за ум. Он очень умный, Рег, понимаешь. Может быть, даже гений.

— Спаси нас господь, если ты намерена называть гением всякого, кого включили в номинацию на Букеровскую премию.

— Я думаю, можно позволить молодому человеку чуточку гордости за свои достижения. Огастину Кейси только тридцать, а он уже один из передовых романистов страны. Так, во всяком случае, пишут газеты. Рецензии на его книгу занимают полстраницы в «Таймс». Его первый роман получил премию Сомерсета Моэма.

— Успех должен делать человека скромнее, проще и добрее — так сказал, не помню где, учредитель этой премии.

— Должен, но редко делает. Постарайся быть к нему снисходительным, Рег. Когда он оглашает свои мысли, попытайся слушать с… с мудростью старшего.

— И ты это говоришь после того, что он сказал тебе про твой жемчуг? Ты великодушная женщина, Дора. — Вексфорд издал не то короткий стон, не то рык. — А ведь она и впрямь его любит. И не видит того, что вижу я. — Он отпил из стакана, скорчил такую мину, будто пиво пришлось ему не по вкусу, и вдруг в испуге обернулся к жене: — Ты ведь не думаешь… не думаешь, что она за него выйдет, а?