Жан понимал, что скорее всего это просто облегчение после боя, но мальчишка был так раздражен! Он не мог не хохотать. Фуггер перекатился на спину, приоткрыл один глаз и простонал:

— Я больше никогда не стану пить бренди, о милый Демон.

В тот же миг ворон слетел с дерева, важно устроился у Фуггера на плече — и выпустил на него белую лепешку. Хохот Жана стал совершенно неудержимым. И тут послышался громкий стон.

— Шлюхино отродье! — Хакон пытался сесть. — Кто разбил мне череп?

Он снова упал на спину. Жан увидел, что под ссадиной на лбу у скандинава вздувается шишка, а один глаз заплыл почти полностью.

— Твое шлюхино отродье здесь, Хакон! — сообщил он.

— Не трогай мою матушку своим грязным языком! — огрызнулся юнец.

С третьей попытки великану удалось подняться на ноги. Он посмотрел на молодого человека и, потирая глаз, грустным голосом произнес:

— Ты пытался меня убить. Чем ты меня ударил?

— Вот этим. — Юнец поднял руку с пращой. — А если бы мне нужно было тебя убить, ты бы уже умер.

— Давид! К нам попал Давид! — ахнул Фуггер.

Жан отнял у юнца пращу и провел пальцами по веревкам.

— В детстве я охотился с такой на птиц. Зачем тебе использовать ее против людей?

— Почему бы тебе не спросить своего друга? — Обращаясь к Хакону, юнец добавил: — Я выпустил в тебя большой камень, чтобы он только оглушил тебя. Его я хотел убить — и убил. Посмотри!

Юнец указал на Генриха и, воспользовавшись тем, что все повернулись посмотреть на лежащее в грязи тело, бесшумно встал и сделал шаг вверх по склону.

— Нет уж, мой Давид, — сказал Фуггер, хватая его за лодыжку, — сделай милость, не заставляй меня снова кататься по склонам. С меня хватит!

И тут мертвец застонал. Меч и топор поднялись одновременно. И поскольку обоим наемникам приходилось воевать вместе с англичанами, оба поняли возглас парнишки на этом языке:

— Черт, черт, черт! Как это могло получиться?

Единственным ответом Генриха стал долгий стон. Маленький камень попал ему в висок. Обычно это убивало. Однако часть удара пришлась на шлем. Правда, немец мог еще захлебнуться в грязной колее, так что Жан повернул голову телохранителя набок и стал думать, что делать дальше.

— Он еще может нам понадобиться, — так он объяснил свой с виду милосердный поступок.

Смех снял напряжение. Теперь Жан вернулся к реальности и обрел долю прежней решимости. Его товарищи все еще не пришли в себя после боя. Все, включая и его самого, получили ссадины, но они почти не кровоточили. Необходимо как можно скорее возобновить погоню за Чибо. Однако к этому имелось несколько препятствий, и Жан занялся тем, которое находилось ближе.

— Значит, ты из Англии, молодой человек?

— Я там родился. В Йорке. Но я не стану называть себя англичанином. У моего народа есть вера, а не страна.

— А, иудей. — Жан улыбнулся. — Теперь понятно, почему праща.

— Да, иудей. — Волевой подбородок решительно поднялся. — У тебя с этим проблема?

— Нет. — Жан в упор посмотрел на юнца. — Мои проблемы связаны с тем человеком, которого мы только что упустили. Мы преследуем его не потому, что мы «разбойники с большой дороги», а потому, что это он украл у нас кое-что.

— Значит, в этом мы едины. У Джанкарло Чибо есть кое-что мое.

Жан был изумлен тем, что было названо имя его врага, и той решимостью, которая звучала в голосе парнишки. Казалось, она может сравняться с его собственной, и это определило его следующие слова:

— Я не привык командовать, но, возможно, общая цель может нас объединить. Наша добыча спрячется в Тулоне: во дворце епископа или еще где-то, откуда его трудно будет выкурить. Человек с твоими навыками может пригодиться. И возможно, наши умения тоже будут тебе полезны.

Наступило молчание. Черные глаза пристально смотрели на него. Наконец паренек заговорил:

— А я не привык кому-то подчиняться. Но если наш путь ведет в одну сторону, я какое-то время пойду с вами. И если твои приказы будут меня устраивать, я даже буду им повиноваться. Однако у меня своя цель, и от меня зависит жизнь другого человека.

— Годится. Меня зовут Жан. — Жан плюнул себе на ладонь и протянул ее юнцу. — За общее дело.

Юнец тоже плюнул и протянул руку:

— Бекк. Да, за общее дело.

Жан видел перед собой молодого человека и почувствовал мужское рукопожатие, крепкое, как и его собственное. Однако в этом прикосновении оказалось нечто еще, нечто мгновенно заставившее его вспомнить об Анне Болейн и о том моменте, когда она обхватила его лицо ладонями. Это было странно. Может, дело в черных глазах, похожих на глаза его королевы? Он попытался внимательнее посмотреть в них, отыскать причину своего беспокойства. Однако Бекк вдруг засуетился, подбирая свои камни, так что Жан тоже занялся сборами. И все же он постоянно поглядывал на молодого человека, быстро отводя глаза всякий раз, когда их взгляды могли встретиться.

Второй проблемой стал оглушенный телохранитель. Хакон стоял за то, чтобы разделаться с ним немедленно, но Жан не согласился:

— Мы считаем, что этот Чибо будет искать убежища у местной церкви. Однако он хитер и знает, что его будут преследовать. Если он забьется в нору, то этот человек, — тут Жан поднял голову Генриха за волосы, — нас на него выведет.

Отряд приготовился в путь. Фенрир бежал впереди, возбужденно принюхиваясь к запахам, долетавшим с моря. Демон сидел на плече Фуггера, Хакон погрузил все еще не пришедшего в сознание Генриха перед собой на самую большую лошадь. Сев в седло, Жан снова посмотрел на Бекка, а тот махнул рукой, предлагая им ехать:

— Моя лошадь привязана на другой стороне склона. Я вас догоню.

Назвавшийся Бекком смотрел им вслед.

«Почему я с ними? Из-за рукопожатия этого француза? Из-за того, как он смеялся? Неужели из-за такой глупости?»

Поднявшись на холм под защиту деревьев, юнец принялся поправлять свой костюм. Во время возни с Фуггером одежда сильно сбилась. Сняв мешковатую рубашку, Бекк полностью распустила лоскут, обмотанный вокруг груди. Растерев давно прижатые груди, она снова начала прятать их в льняную тюрьму.

Архиепископ не стал искать убежища у епископа Тулонского по двум причинам. Прежде всего, епископ был известен своей набожностью, и пришлось бы претерпевать долгие часы молитв и богослужений, скромную пищу и разбавленное водой вино. И что еще важнее, набожность означала, что этот дурень держал при себе только священников. А святых отцов будет явно недостаточно, чтобы помешать его преследователям.

Чибо направился прямо в порт. И тут он впервые пожалел о том, что остался без телохранителя, потому что именно Генрих договаривался о проезде, знал капитана и внешний вид корабля. Генрих привык к таким портам, как этот. Помня только название корабля, Чибо вынужден был сам искать его среди сотен других, общаясь с потной чернью, с отбросами Европы и Африки, собравшимися на маленьком клочке суши и страдающими от безделья и безденежья. Он предусмотрительно облачился в сутану, которую ему одолжили для бичевания доминиканцы. Обет нестяжания говорил грабителям, что у него нечем поживиться. Если бы кто-то узнал, что под простой шерстяной сутаной он прячет сумку с щедрой взяткой епископа Анжера, Чибо не пережил бы этой прогулки по гавани.