Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не отрывая взгляда от патронов, Феликс кивнул, затем посмотрел на Джека и с надеждой предположил:
– Но у меня уже его нет.
Джек улыбнулся, поднял руку и щелкнул пальцами. Вперед ступил Кот с холщовым мешком в руках. Кот вынул из мешка три свертка, развернул. О деревянную столешницу тяжело брякнули три пистолета.
Кот шагнул назад.
Феликс уставился на пистолеты, затем медленно встал, сунул руки в карманы, подошел к окну и равнодушно посмотрел на бар. Команда молча глядела на него.
– …Пятьдесят тысяч, – сказал он.
– Заметано, – ответил Джек.
Растерянный, почти испуганный Феликс кивнул, подошел к телефону и снял трубку, нажал кнопку. Снизу, из бара, донеслось слабое жужжание.
– Зухер? Это Феликс. Ты у руля на пару дней… Да… Да. Нет, у меня всё в порядке… Хорошо.
Феликс повесил трубку, еще несколько секунд посмотрел в окно, закурил, сунул левую руку в карман.
– Знаете, а я серьезно про пятьдесят кусков.
Джек искренне, мощно и звонко рассмеялся, вскочил, хлопнул в ладоши, шагнул на середину комнаты, поднял сжатую в кулак руку.
– Ха, да это мне следовало бы брать с тебя деньги! Разве ты не чувствуешь? Ты же пойдешь драться со злом, настоящим чертовым воплощенным злом. Ты – по-настоящему на стороне добра, без всякого. Скольким людям выпадает такой шанс?
Он снова рассмеялся, подскочил к Феликсу и потряс кулаком у него под носом.
– Разве ты не чувствуешь?
Изумленно глядящий на него Феликс только тряхнул головой, хохотнул. Черт возьми, а ведь и вправду оно чувствуется. Ну, немного.
– Я – да! – заорал в спину Кот.
Джек мимо воли ухмыльнулся во весь рот. Надо же, «Возвращение Джека Ворона», часть первая, в главной роли – сам Джек Ворон.
– Рок-н-ролл! – заорал он Карлу.
– Рок-н-ролл! – с сумасшедшей радостью подхватил Карл.
– Наверное, я сдвинулся, – глядя на ликующую троицу, осторожно сообщил Феликс.
– В самом деле? – усомнился Джек и заржал.
Феликс не ответил. Но он и в самом деле посчитал, что сдвинулся. Он покачал головой. Чертовы сумасшедшие. На этот раз им не понадобилась даже та девушка.
Интересно, как ее зовут?
Он посмотрел на Джека с Командой, хохочущих, здоровых, полных до краев жизнью.
«Хорошо б дожить до того, как узна́ешь ее имя», – подумал Феликс.
Когда Феликс увидел идущего к нему через судебный двор Джека, то отвернулся и склонил голову, чтобы закурить, а заодно не показать раздирающего нутро страха. Ворон был в кольчуге от пят до макушки. Открытым остался только овал лица. На поясе – толстый черный ремень для подвесок, на груди – большой белый крест.
Феликс подумал, что Джек и вправду крестоносец, пусть кольчуга из хай-тек-пластика вместо стали, а крест – белый галогенный фонарь.
Крестоносец… Лучше держаться от этого человека подальше.
Он даже и развернулся и пошел прочь, но вспомнил, что взял деньги. И подписался с потрохами.
Назад дороги нет.
И все ночные кошмары, так часто приходившие в прожитые тридцать лет, вернулись и плотно окутали мозг.
В кошмарах не было связи и системы. Всегда разная обстановка и враги. Но заканчивалось одинаково: слишком много слишком проворных врагов, одолевавших, загонявших в клаустрофобно крохотную комнату без выхода, припиравших спиной или к крошащимся скалам, или к дымящемуся зыбуну…
Что угодно. Главное – без выхода. И слишком много зла, приближающегося слишком быстро.
Феликс просыпался с криком, чувствуя раздирающий глотку ужас, а потом пил всю ночь, дрожа, пытаясь убедить себя в том, что это всего лишь сон.
Но он всегда знал, что это не так.
Теперь он глядел на свое личное, такое жалкое облачение крестоносца и знал, что сон наконец прорвался в реальность. Он, Феликс, обязательно умрет. Его захлестнул страх – жуткий как никогда в жизни.
Он посчитал, что сможет управиться с этим страхом. Пусть пришел его час, ну и что? Все умирают, правильно? Так что спокойно. Стоически. Вот оно, то самое слово: стоически.
Твою мать.
Феликс повернулся к Джеку, отступившему на шаг и внимательно глядящему на своего стрелка.
– Все готово? – спросил Ворон.
Феликс промолчал. Черт возьми, и что этот тип хотел бы услышать в ответ? Радостный щенячий лай?
Джек понял, молча кивнул, потупился, затем взглянул через улицу на дом с заколоченными окнами – нынешнюю мишень Команды.
– Ладно, скоро начинаем.
Он немного помолчал, посмотрел Феликсу в глаза.
– Хорошо?
Тому захотелось плюнуть, но вместо того он вздохнул и кивнул. Ворон пошел к ступенькам перед входом в окружной суд. Там Кот с Карлом общались с главой полиции и еще парой местных чинов.
Феликс подумал, что от ступенек суда до смерти нет и сотни шагов. Их, наверное, семьдесят. Или даже пятьдесят.
Он осмотрелся. Вокруг пусто. Внутри обозначенной границы только с дюжину людей, бо́льшая часть – в мундирах. Магазины закрыты. На улицах нет машин. Неестественный покой.
Но эта площадь по-прежнему кажется тем, чем была почти всегда: чуть ли не самым безопасным местом в мире.
Феликс бо́льшую часть жизни прожил в крупных городах, но родился и вырос именно в таком захолустье и знал, как оно. На городской площади люди сходятся, чтобы покупать и продавать, пошутить и посмеяться, оформить документы, проголосовать, оплатить штрафы и повидаться друг с другом – так же, как и вчера и за день до того, и как завтра и послезавтра. Мать твою, безопасней же места и не придумать! Конечно, скучно, и, определенно, провинциально, и еще множество слов на «-но» в этом роде. Но главное – безопасно.
Феликс посмотрел на флагшток, венчавший здание суда. В детстве учили идти к флагу, если отбился от родителей во время шоппинга. Нужно прийти к дому с флагом, сесть на ступеньки, ждать и не плакать, потому что мама с папой скоро придут и найдут. Не бойся, сынок, ты там в безопасности.
А здесь за последние три ночи убили по меньшей мере шестерых прямо на виду у полиции. Слюнявые гули затащили кричащих, умоляющих жертв в единственное заброшенное здание города. Иногда монстры выли, когда их шкуры дырявили бесполезные пули и дробь, иногда не выли. Но никогда не останавливались, тащили, лишь поворачивались и шипели, и в свете патрульных мигалок новенькие желто-серые клыки отсвечивали багрянцем.
Полицейские, пошедшие за гулями в заброшенный дом, там и остались.
Феликс докурил, уронил окурок на тротуар, раздавил кольчужным сапогом и стоял, склонившись над ним, пока не угасла последняя искра.