Сначала была яркая вспышка света, чудовищная ударная волна, сбившая гвардейцев с ног. А потом на них молотом обрушился оглушительный грохот.

Корбек встал, отплевываясь от пыли, и помог под­няться Раглону.

— Прямо в яблочко, — радостно сообщил он своим ошеломленным солдатам.

Он вскарабкался на вершину вала и перегнулся че­рез перила. Внизу разбитое десятиколейное шоссе тя­нулось вверх, в промышленный мрак улья. За ним по­лыхал огромный выжженный кратер на месте обще­жития.

— Священный Трон Земли! — чуть не задохнулся Варл.

— Друзья в верхах, — рассмеялся полковник.

Он оглянулся на сотни солдат, ожидавших его за валом. Они уже почуяли перемены ветра. Пахло гарью, дымом, кордитом. Но зловоние Хаоса рассеивалось. Буря в небесах начала терять силы.

— Все вперед! — выкрикнул Корбек в свой комму­никатор.

К Креффу, стоявшему на мостике, подошел офицер связи и взял под козырек:

— Сигнал с поверхности, сэр. — (Старпом кив­нул.) — Стандартная гвардейская кодировка вокс-сообщения, датирована текущим временем и датой, с поправкой на орбитальное исчисление. В сообщении говорится: «Призрачное спасибо „Наварре". Крефф, шельма, мы не сомневались: ты парень что надо». Ко­нец сообщения. Прошу прощения за грубую форму из­ложения, сэр. — Офицер связи поднял взгляд от плас­тинки.

— Принято, — ответил Крефф и неспешно побрел вдоль мостика, пытаясь скрыть довольную улыбку.

Гаунт подобрался ближе к постам, держа нагото­ве пистолет. За ним тихо крались Фейгор и Кафф­ран.

Раздалось тихое жужжание, и один из сервиторов, заметив движение, развернул свое автоматическое ору­жие.

Комиссар немедленно разнес его на куски тремя выстрелами. Бросившись вперед, он выбил двери и, перекатившись, ворвался в холодный голубоватый ис­кусственный свет помещения.

Было темно. И очень тихо. Гаунт двинулся вглубь тесного помещения, всматриваясь в темноту. Впереди забрезжил тусклый свет. Коридор привел его в мрачную комнату, полную перевернутой мебели и разбросанных бумаг. Комиссар пробежал глазами один листок и по­нял, что все их придется сжечь.

Роун и Фейгор протиснулись в комнату вслед за Гаунтом.

— Что это? — поинтересовался майор.

— Разберемся… — пробормотал Гаунт.

Миновав эту комнату, они вошли в душный воздух теплицы.

В гидропонных колбах росло нечто, на что Гаунт совсем не хотел смотреть. Раздутые, студенистые, про­низанные сосудами существа пульсировали отврати­тельной жизнью.

— Да что это за место такое? — в ужасе произнес Фейгор.

— Это начало… здесь лежит ключ к падению Кали­гулы, — ответил Гаунт. — Один из промышленников этого мира выращивал здесь то, природу чего не мог понять. Конкуренция за лучший урожай здесь была яростной. Этот несчастный глупец и представить не мог, чему он дал жизнь.

На самом деле Гаунт просто хотел надеяться, что так и было. Если все это было сделано намеренно, со злым умыслом… Комиссар тряхнул головой, отгоняя эту мысль.

— Сожгите это. И все остальное тоже, — приказал он своим солдатам.

— Всё — не стоит. — Кален появился из дверей за их спинами. — Я осмотрел периметр комплекса. Кто бы им ни владел, он припас для себя челнок в ангаре неподалеку.

Гаунт улыбнулся. Император всегда помогает.

— Так, значит, он не погиб? — задумчиво спросил Корбек, сидя на своей койке в транспортном отсеке.

Брагг покачал головой и отхлебнул сакры из бу­тылки.

— Старика Гаунта ничем не убить. Он обещал, что вытащит нас всех, и слово свое сдержал. Вытащил всех, даже Обела и Бреннана.

Корбек помолчал.

— На самом деле, — наконец сказал он, — я имел в виду Роуна.

Оба танитца посмотрели в ту сторону притихше­го отсека, где Роун и Фейгор негромко разговаривали о чем-то.

— А, он… Да, увы, ему тоже повезло. — Брагг пере­дал бутылку полковнику. — А я слыхал, у вас тоже было веселье?

Передовой пост, с которого открывался вид на за­топленную чащу джунглей Монтакса. Мух здесь бы­ло множество, воздух кишел их мерцающими телами. В грязных заводях плескались и пыхтели местные ам­фибии.

Саперы насыпали отмель за пределами основной дамбы лагеря. Это был один из шести постов, давав­ших танитским снайперам лучший обзор вражеских позиций. Каждый из них представлял собой длинную ломаную траншею, переложенную мешками и усилен­ную экранами из двойных бронелистов.

Гаунт, пригнувшись, шел вдоль кромки отмели, ми­новал дежурный расчет тяжелого орудия на углу. За­стывшая на дне траншеи грязь пахла вязкой смертью. Вдоль всей траншеи был проложен наземный кабель вокс-связи, поднятый над трясиной металлическими кольями с кольцами.

Комиссар знал, что заканчивался этот кабель вокс- передатчиком на позиции снайпера. В случае атаки он хотел бы узнать о приближении противника от своих самых зорких часовых, и узнать это по старой доброй кабельной связи, которую невозможно заглушить по­мехами.

Ларкин, как всегда, нервничал. Забравшись в ячей­ку на самом краю отмели, он взгромоздился на мешки и тщательно чистил свою винтовку.

Навязчивая привычка, решил Гаунт. Комиссар при­близился, и снайпер немедленно повернулся к нему, напрягшись.

— Ты вечно выглядишь так, будто боишься меня, — сказал Гаунт.

— О нет, сэр. Только не вас, сэр.

— Мне было бы неприятно это знать. Я полагаюсь на таких, как ты, Ларкин. На людей с особыми спо­собностями.

— Я польщен, комиссар.

Винтовка Ларкина уже сияла чистотой, но снайпер не прекращал ее начищать.

— Продолжай, — произнес Гаунт.

«Интересно, сколько еще я смогу полагаться на него?» — подумал Гаунт.

Ларкин думал о смерти. Он решил, что желал бы умереть, если бы не боялся этого так сильно. Целыми ночами он размышлял об этом, но так и не решил, чего же он сильнее боится — самой смерти или страха перед ней. Хуже того, он так часто оказывался близок к отве­ту, так часто ловил ее ледяной взгляд, так близко щел­кали ее стальные клыки… Ответ был рядом столько раз.

Должно быть, сегодня он поймет. Здесь. Смерть или страх смерти.

Может быть, ангел знала. Но она молчала. Строго и сдержанно она смотрела вниз. Глаза закрыты, будто она спит. Руки сложены на груди в молитве.

Там внизу, за стенами, кипела битва за Буцефалон. Дрожали законченные стекла в стрельчатых окнах — те, что остались целы. Яркими вспышками отражались трассирующие очереди, взрывы ракет. Ларкин присло­нился к холодному камню колонны. Он поскреб гряз­ной рукой по узкому подбородку. Дыхание наконец возвращалось в норму, пульс падал. Приступ страха, от которого он стонал и задыхался пять минут назад, утихал, как буря. А может, он просто оказался в самом ее центре.