Меня называли красивой. Умной. И слепой. Ровесницы мне не завидовали, красота, наверное, служила защитой от жалости. Найти аргументы против рока нетрудно, и я была не более несчастна, чем другие. Или отказывалась признаваться даже себе. Видите, я уже тогда была самодовольной особой с большими претензиями.

Шло время. Когда мне исполнилось семнадцать, то, о чем много лет говорили шепотом, стало явью: двенадцать жителей деревни решились уйти. Если быть точным – семеро мужчин и пять женщин. Они были самыми молодыми, самыми сильными, самыми смелыми. Сначала нужно было перейти пустыню на севере, чтобы добраться до Туниса, а потом попасть на борт лодки в Табарке и плыть в Европу. Деньги, жалкие накопления, дали жители речного квартала.

Я сказала родителям, что хочу отправиться в путь. Убеждала их двадцать три дня. Трое уходивших, мои кузены, заслуживали доверия и готовы были стать моими глазами, руками, ногами.

Моими поводырями.

А я буду их душой, их переводчицей (мой французский был лучше, могли пригодиться пусть небогатые, но все-таки знания в английском и испанском), их географом – не зря были выучены наизусть названия городов, расстояния между ними, направления дорог, координаты источников воды. Все хранилось в моей памяти.

В памяти проводника.

Поход по пустыне длился одиннадцать дней, потом мы поплыли в Европу на рыбацкой шхуне – посадка в Табарке прошла успешно. Границы тогда охранялись не очень строго. Во всяком случае, ушли мы легко.

Рано утром мы причалили к берегу в Мазара дель Валло. На Сицилии. Я мало что запомнила об этом острове, прежде чем ослепла: фильм «Крестный отец», фотография Этны, гравюра с изображением Сиракуз во времена Архимеда. Палермо, Марсалу, развалины Агридженто и Селинунта, остров Ортиджию и балконы Таормины я могла лишь воображать. Последний километр пути нас сопровождали три катера таможенников, а в Мазаре ждали карабинеры. Всех поместили в лагерь, где держали мигрантов из разных африканских стран. Нужно было дождаться, когда изучат наши досье, но на следующее утро мы сбежали. Недалеко. Кузенов отловили по одному, они плоховато играли в прятки.

В отличие от меня.

Я затаилась в темном углу и замерла. Только так выигрывают в прятки. Не шевелиться. Молчать. Не дышать. Нетерпеливых всегда находят. Мамина племянница Фатия каждый день приносила еду и воду – крала где и что могла. Потом поймали и ее.

Я осталась.

Одна. В моем темном закутке. В нежилой квартире на холмах старого города Агридженто. Комната. Туалет. Стойкий запах горелого железа и серы из находившейся внизу гончарной мастерской. У меня было два выхода: выдать себя или умереть от голода.

Я колебалась, но ждала, сколько могла, чтобы сделать выбор в пользу первого. Наверное, это было ожидание чуда.

И оно случилось. Хотите верьте, хотите нет, Ги, но оно случилось.

Однажды дверь открылась.

Я подумала: Карабинер… Или насильник (мне часто повторяли, что я нравлюсь мужчинам). А может, вор, хотя что у меня красть? Убийца. Будет жаль, если он пришел убить, у него такой нежный голос. Напевный. Почти женский.

Его рука легла на мою.

Не бойтесь, мадемуазель.

Этому голосу, этим словам хотелось верить.

И я поверила. О, как же я поверила.

Всем сердцем поверила в чудо.

20

06:52

Журден Блан-Мартен сидел на тиковой террасе, нависающей над городским портом Ренессанс, и собирался завтракать. Ритуал поглощения еды, приготовленной Сафьету, был выверен до мельчайших деталей. Повариха служила у него двадцать лет и знала все пристрастия и привычки хозяина. Пиала с кофе стояла на льняной скатерти, рядом лежали салфетка и свежий номер «Либерасьон», сложенная вдвое без складок и заломов. Розетка с вареньем из красных фиг соседствовала с тремя кунжутными булочками, разрезанными вдоль.

Блан-Мартен бросил взгляд на рыбный аукцион Пор-де-Бука. Рефрижераторы уезжали в Марсель, шхуны возвращались в порт, пересекаясь с уходящими в море яхтами. День обещал быть жарким. Один из отпускных летних дней, предшествующих обещанному на завтра мистралю.

Журден проверил телефон. Софьету поставила перед ним яйцо всмятку, варившееся в кипятке ровно 2 минуты 53 секунды. Из кухни до террасы оно было доставлено за 7 секунд. Оставшись один, он перечитал последнее сообщение и набрал номер:

– Майор Велика?

– Слушаю… – ответил запыхавшийся сыщик.

– Журден Блан-Мартен.

Полицейский всполошился, как будто одно только имя собеседника подействовало, как трель будильника после тяжелой ночи.

– Как раз собирался проинформировать вас о ходе расследования убийства Франсуа Валиони. Мы продвинулись, но…

Блан-Мартен взял ложечку в левую руку и ударил по яйцу чуть сильнее, чем требовалось. Его всегда бесила угодливая торопливость мелких начальников, и Петар был из их числа, но империю – увы! – не построишь без помощи преданных и усердных служителей.

– Я звоню по другому поводу, Велика. Близкие друзья рассказали мне сегодня ночью об одном мелком правонарушителе, который вышел с ними на контакт. Он вознамерился организовать канал доставки нелегальных мигрантов. Очень скоро для ребят из предместий ремесло проводника станет престижней дилерства. Каждый пацан, оставивший в Африке дядюшек, верит, что может разбогатеть, вложившись в покупку надувной лодки.

– Чего вы ждете от меня? – поинтересовался Велика.

– Он назначил встречу в северном квартале. Мне известны время и место. Возьмете его, напугаете и отобьете желание пробовать снова. Короче, проведете профилактическую работу.

– Не так это просто, мсье Блан-Мартен. Мы не сможем арестовать парня, если ничего при нем не найдем.

Ложечка из слоновой кости срезала округлый купол яйца слишком быстро, желток растекся, ошметки белка упали на стол. Блан-Мартен терпеть не мог беспорядка. Он мог бы придушить легавого, лишившего его невинного наслаждения едой. Идеальный обряд вкушения ежеутреннего яйца заменял Журдену йогу. Плавность жестов. Точность удара по скорлупе. Утонченность дегустации. Он постарался успокоиться: Блан-Мартен не превратится в карикатуру на владетельного сеньора, гневающегося на весь мир из-за не такого яйца.

Только не он…

– Вы справитесь, Велика. Придумаете, к чему прицепиться. Шины у скутера плохо накачаны, сам не похож на фотографию в паспорте. Любой предлог – и вы преподадите парню урок хорошего поведения.

– Без свидетелей и улик задержание будет незаконным, мсье.

Усердный вассал упирался. Петар Велика не хотел играть роль квартального воспитателя. Блан-Мартен ему явно докучал. Интересно, чем он может быть занят в такую рань? Блан-Мартен поднес ко рту ложечку с теплым желтком и до блеска ее облизал.