— Полицейские отчеты относят ее к числу подозрительных, — сказал он.

— Не стоит особенно верить полицейским отчетам, — ответил ему Талейран. — Мы отлично знаем, ты и я, как они составляются.

— Но Спинола-то был ее любовником?

— Возможно. Но он не в счет. Зато точно был Вальдек де Лессар…

Конечно же Поль Баррас довел содержание письма и разговора до сведения Директории. При этом «вероятность положительного решения была невелика, а все это дело грозило Талейрану тяжелыми последствиями»[222].

Как и следовало ожидать, члены Директории обрушились на неосторожного министра. Филипп Антуан Мерлен начал сравнивать «моральную строгость Робеспьера и Сен-Жюста с циничной распущенностью Талейрана»[223].

Он сказал:

— Во Франции нет недостатка в красивых женщинах. Так почему же господин Талейран, когда они ему нужны, ищет их в Англии? Я уверен, что в этом есть нечто, что выходит за рамки личной жизни и становится политикой.

Напомним, что Англия была главным врагом Франции, и Мерлен завершил свою речь тем, что, по его мнению, Талейран «продался Англии».

Луи Мари де Ля Ревелльер-Лепо увидел причину пороков бывшего епископа в том, что он является «продуктом современного Рима».

Более романтически настроенный Франсуа де Нёфшато заявил:

— Директория, без сомнения, имеет право следить за политическими делами, но частная жизнь министра должна оставаться неприкосновенной.

Поль Баррас совсем не был заинтересован в изгнании Талейрана, поэтому он предложил передать решение «этого дела» министру полиции. А через несколько дней «прекрасная индуска» уже была на свободе. «Чья могущественная рука сумела так быстро открыть двери тюрьмы для “английской шпионки”? Никто не дал убедительного ответа на этот вопрос»[224].

Его биограф Дэвид Лодей дает нам следующий ответ на эти вопросы: «Это была безумная coup de foudre, любовь с первого взгляда, совершенно ему несвойственная. Он даже не мог и понять, как это произошло»[225].

Оказавшись на свободе, Катрин обратилась в мэрию с заявлением о разводе с Жоржем Франсуа Граном, мотивируя свою просьбу тем, что уже более пяти лет не живет с ним. 7 апреля 1798 года брак был аннулирован. И с этого времени она уже больше не покидала Талейрана. К сожалению, даже близость с таким человеком не помогла мадам Гран «избавиться от репутации недалекой и необразованной женщины»[226].

* * *

Отметим, что в исторической литературе с ее именем связано бесчисленное количество анекдотов, шуток и веселых рассказов. Ее очень не любил Наполеон, и он лично много раз и с явно видимым удовольствием рассказывал, например, такую историю.

Однажды у Талейрана должен был ужинать Доминик Виван-Денон, известный гравер и египтолог-любитель (в 1804 году он станет генеральным директором наполеоновского музея, ныне известного как Лувр). Талейран сообщил о госте Катрин, а потом посоветовал ей ознакомиться с книгой Виван-Денона, имевшейся у него в библиотеке.

Когда Виван-Денон пришел, Катрин, успевшая пролистать книгу, с радостью бросилась к нему навстречу.

— Ах, месье! — воскликнула она. — Не могу выразить вам все то удовольствие, что я испытала, читая о ваших приключениях.

Виван-Денон был известным путешественником, бывал в Санкт-Петербурге и Стокгольме, работал на раскопках Помпей, собирал коллекцию камей для Людовика XVI. Обрадовавшись похвале, он вежливо ответил:

— Мадам, вы очень любезны…

— Нет, — не унималась Катрин, — это и представить себе невозможно: один, на пустынном острове… Но это так интересно.

— Но, позвольте, мадам…

Виван-Денон явно не понимал, о чем говорит хозяйка дома.

А Катрин восторженно продолжала:

— Я с огромным удовольствием прочитала вашу книгу и хотела бы спросить: а он по-прежнему с вами, этот ваш верный Пятница?

Виван-Денон не верил своим ушам.

— Уж не принимает ли мадам меня за Робинзона Крузо? — тихо спросил он у Талейрана.

И действительно, вместо книги Виван-Денона Катрин взяла на полке книгу Даниеля Дефо.

И подобных рассказов множество.

Но существовали и иные мнения. Например, мадам де Шатене, хорошо знавшая Катрин, писала о ней так: «Никогда она не произнесла при мне хотя бы одну фразу, отдающую дурным тоном; никогда она не сказала ни единого слова, которое можно было бы квалифицировать как глупость»[227].

* * *

Пожалуй, главная проблема Катрин Ноэль Гран заключалась в том, что она для всех навсегда осталась дочерью нищего офицера и женой мелкого колониального чиновника, не получившей ни образования, ни воспитания. К тому же она не имела аристократических связей, а посему была «глубоко чуждой тому кругу людей, среди которых Талейран чувствовал себя как рыба в воде. Впрочем, времена менялись, и выходцев из “плебса” насчитывалось немало в окружении Бонапарта. Но даже среди этих людей, близких по происхождению и воспитанию, она с трудом находила свое место»[228].

Для Талейрана все это тоже представляло немалую проблему, ведь он был официальным лицом, а жены иностранных дипломатов сразу же стали избегать встреч с мадам Гран. Слухи об этом дошли до Наполеона, и он, не желая компрометировать себя перед европейскими правительствами, с которыми он пытался наладить добрые отношения, потребовал, чтобы Талейран «изгнал мадам Гран из своего дома»[229].

Но Катрин приняла ответные меры, обратившись к Жозефине, с которой имела дружественные отношения. В самом деле, кто лучше недавней вдовы де Богарне, оставшейся после казни мужа с двумя детьми на руках, мог понять ее? И нынешняя жена Наполеона помогла подруге. Она переговорила с мужем, и тот уступил, заявив «прекрасной индуске»:

— Пусть Талейран женится на вас, и все будет улажено. Вам необходимо носить его имя.

Кто знает, чем он в тот момент руководствовался. Возможно, настаивая на такой женитьбе своего министра, он испытал злорадное удовлетворение? А может быть, он таким образом хотел окончательно рассорить Талейрана с его окружением?