Дженна — это была она — обняла себя руками, пытаясь унять колотившую ее дрожь.

* * *

Габриэль вглядывался в отражение своего убийцы.

Нет, это отражение не было ночным бредом или помрачением ума после катастрофы. Он вернулся к жизни, но в другом теле! В теле своего убийцы. Предупреждение проводника теперь звучало особенно язвительно. «Не благодари. Ты не знаешь, что тебе предстоит преодолеть».

Теперь он мог себе это представить. Он остался в мире живых на одну-единственную неделю в теле лихача, который лишил его жизни. Такова реальность. Невероятная. Жуткая. Жестокая.

Сам он уже был, конечно, мертв. Клара, его родители, друзья, наверное, его оплакивают. И он ничего не может им сказать, утешить, поддержать…

Подавленный, обескураженный Габриэль уселся на кровать и повторил про себя то, что ему открылось, стараясь осознать то, что стало для него реальностью, как-то приспособиться к этому. Он смотрел на совершенно неизвестное ему тело и чувствовал к нему отвращение. Тело, ставшее тюрьмой. И вместе с тем это его орудие, единственная связь с жизнью, которую он так хотел изменить.

Он должен прожить с этой тайной до своего… Воскрешения. А потом? Потом он уйдет окончательно.

Смерть его больше не пугала. А раньше? Раньше он боялся смерти?

Чего он действительно боялся, так это смерти близких. Она представлялась ему утратой, невозвратимой потерей. О своей смерти он не думал по беспечности молодости. Кипение сил мешало ему представить ее себе. Он жил в настоящем, предвкушая блестящее будущее, которое его ожидало. А теперь его ждала только смерть. Ждала через несколько дней. Она пришла к нему в человеческом облике, согласилась исполнить его просьбу, заключила с ним договор.

Габриэль вдруг почувствовал опустошенность, одиночество, пустоту.

И тогда возникло лицо Клары. Вот о ком он должен думать. Только ради нее он сюда вернулся.

Клара, конечно, в отчаянии.

Может быть, мысль о том, чтобы последовать за ним, уже зародилась в ней.

А почему он, собственно, решил бороться с ее решением? Разве не завидная судьба соединиться в послесмертии? Завидная? А что он, собственно, знает о послесмертии? И о душах влюбленных в нем?

Строчки песни Пиаф поплыли в памяти.

Перед нами распростерлась вечность,

В небесах никто нас не разлучит,

Мы там станем любить, только любить,

Ведь Бог не разлучит влюбленных.

Слова песни вызвали у него раздражение. Подлая ложь! Бог или не Бог, но их с Кларой разлучили, а они любили друг друга!

А почему он так хочет, чтобы Клара осталась в живых? Потому, что ничего не знает о послесмертии? Или потому, что жизнь представлялась ему богатством, несмотря на испытания и трудности, которыми она чревата, которые ее омрачают?

Да какая разница? Просто он хотел, чтобы Клара жила, и должен был помочь ей смириться с реальностью и отказаться от самоубийства.

И если даже смерть пошла на уступки, значит, он был прав!

Или с ним играют, как кошка с мышкой, и он не сможет сделать то, что задумал? Разве может спасти Клару убийца их любви? Так кто же посмел так издеваться над ним и его любовью?

Только что Габриэль был полон смирения, а теперь его душил неистовый гнев — на лихача, который столкнулся с ними на дороге, на ангела смерти, который так над ним посмеялся: превратил свой дар в абсурд и дал такой короткий срок.

Габриэль окончательно уверился, что над ним посмеялись, когда осознал, что его лишили возможности прикоснуться к Кларе, обнять ее, поцеловать.

Опустошенный, усталый, он вытянулся на кровати.

Бессмысленно бороться против судьбы.

Боль тут же воспользовалась его слабостью, заполнила его тело и мозг. Его словно бы кромсали ножом. Может быть, ножом вооружилась его ярость? Это она кромсала тело убийцы?

Неделя! Жалкая неделя на попытку уберечь Клару, вернуть ей желание жить! И кто должен был это сделать? Душа в теле убийцы.

* * *

Профессор Атали глубоко вздохнул. Не раз выпадало ему на долю это тяжкое испытание, но привыкнуть к нему он не мог. Паре, что сейчас сидит у него в кабинете, он должен сообщить удручающее известие. Он сделал все, что было в его силах, но молодой человек, когда его привезли в больницу, уже находился в коме. Тяжелая травма головы. Профессор принял его смерть как собственную неудачу. Он собрался с мужеством и вошел в кабинет. Муж и жена повернулись к нему, ища его взгляда, не отрывая от него глаз.

Он сел напротив них, продолжая готовиться. Как хорошо он знал эти молящие, испуганные глаза, они с надеждой вглядывались в него, ища доброго знака. Но они прочтут правду, которой боятся, и, все уже понимая, откажутся принять ее.

Муж и жена застыли в ожидании. Мужчина всеми силами пытался сохранить лицо. Так он защищался. Отстранял от себя мысль о худшем. Женщина перестала защищаться. Глаза у нее покраснели от слез, губы дрожали. Вцепившись в руку мужа, она старалась держаться прямо.

— Я глубоко сожалею, — тихо сказал профессор, склонив голову.

Священная ключевая фраза была произнесена. Все остальные будут неизбежным приложением к ней. Профессор уже участвовал в этой пьесе, все реплики знал наизусть.

— Что же… Вы… — начала женщина, охваченная паникой.

— Мы сделали все, что могли, однако…

— Он?..

Лоррен Сансье не сумела произнести последнего слова. Она поднесла руку к губам, глаза ее расширились от ужаса.

— Нет. Но… Он получил сильную травму. Сканер показал отек головного мозга, электроэнцефалограмма нереактивна.

— Что это значит? — спросил Дени.

— Что он находится в коме. Его мозг не функционирует, остальные органы еще действуют.

— Но он ведь не умер, правда? — подняла голову Лоррен.

— Он на аппарате искусственного дыхания, сердце у него бьется.

— Значит, не умер! — закричала она.

— Клиническая смерть. Если отключить аппараты, наступит биологическая.

— Не отключайте! — властно распорядилась Лоррен, мгновенно почувствовав себя хозяйкой положения. — Мы, безусловно, найдем средство его спасти. Пригласим специалистов, лучших хирургов. У нас большие связи.

«Конечно, как не надеяться? — вздохнул про себя профессор Атали. — Они не хотят смириться с реальностью. Обычная реакция, когда смерть, так сказать, не вписывается в порядок вещей. Какие родители согласятся потерять ребенка?»

— Специалисты скажут вам то же самое, — произнес Атали с профессиональной ласковостью.

— Я запрещаю вам отключать! — истерически закричала Лоррен.

— Лоррен, прошу тебя, — вмешался Дени.