Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Представь, пожалуйста, что у меня точно такое же ощущение, — ответил маг. — Итак, если мы закончили разговаривать, могу я идти?
— Мы поговорили друг с другом, Фарон, — заверила его Алиисза, — я в этом не сомневаюсь. Например, до сих пор я даже не представляла, что ты не знаешь, кто осадил твой Город Пауков. О, и ты сказал мне, что вы собираетесь в Абисс.
— Ах да, — отозвался Фарон, ничуть не обеспокоенный тем, что она сделала столь очевидные выводы. — Тебе повезло. Беги и измени ход жизни во всем Подзе-мье.
— Ты морочишь мне голову, — заявила демоница, и голос ее и взгляд были такими ледяными, каких Фарон доселе не видел. — Мне это нравится, но не всегда.
— А ты вытягиваешь из меня информацию, — парировал он. — И это мне никогда не нравилось.
Они парили в воздухе, крепко, по-дружески обнявшись, уставившись друг на друга долгим, холодным, недовольным взглядом.
— И все же я могла бы быть твоим другом, Фарон,— тихо сказала Алиисза, голос ее прозвучал чуть громче шепота.
Мастер Магика не знал, что ответить. Он понимал что их отношениям настал конец, боялся, что это навсегда, и хотел, чтобы это было не так.
Почувствовав тоску, Фарон замолчал и погрузился в размышления.
«Да, — прозвучали слова Алиисзы прямо у него в мозгу. — Тоскуй».
Фарон оттолкнул ее от себя. Алиисза на долю секунды зависла в воздухе, потом начала падать. Она гневно смотрела на него даже тогда, когда крылья ее расправились, замедлив падение. Фарону подумалось, что она выглядит скорее обиженной, чем сердитой.
— Мы еще поговорим, — пообещала она и исчезла в вспышке тускло-пурпурного света, а Фарон остался один в непроглядной тьме.
«Я тоже на это надеюсь, — поймал он себя на мысли. — Правда надеюсь».
Чего-то недоставало. Халисстра чувствовала это или, точнее, не чувствовата. Она не чувствовала Данифай. Ощущение связи с пленницей благодаря непостижимой магии дроу было странным и неуловимым. На самом деле она его почти не замечала, во всяком случае не постоянно. И все же это ощущение всегда было с ней, где-то на заднем плане, как звук ее собственного дыхания, как биение ее пульса.
Когда оно исчезло, она танцевала. Жрицы, принявшие ее в свой круг, танцевали часто. Они танцевали в разном составе и в разных местах, священных и мирских. Чаще всего они танцевали обнаженными, но порой и одетыми. Танцевали в доспехах и с оружием — и с жертвоприношениями в виде фруктов и произведений искусства. Танцевали вокруг костров или на морозе. Танцевали по ночам — в темноте, и это было наиболее удобно для Халисстры, — и при свете дня. Она все еще постигала значение каждого из этих, столь разных, мест, каждого малейшего изменения в деталях и способах, в ритме и движениях.
Когда это чувство нахлынуло на нее, Халисстра перестала танцевать. Остальные жрицы не обратили на нее внимания. Они даже не замешкались ни на миг, не говоря уж о том, чтобы остановить свой радостный обряд.
Халисстра, спотыкаясь, вышла из круга и быстро За . шагала туда, где оставила Рилда. У нее было ощущение будто над нею нависла какая-то угроза. Мастер Оружия не был вхож в круг жриц, и Халисстра знала, что он скучает здесь. Она отсутствовала подолгу и возвращалась к его вопросам, на которые не всегда могла ответить. Она не могла быть уверенной, что Рилд любит ее, — она даже не вполне была уверена в том, что такое «любовь», хотя и думала, что начинает понимать это,Я но воин оставался. Он оставался в холодном, залитом] губительным светом лесу с нею, в обществе поклоняющихся той, кого, очевидно, должен был считать богиней-отступницей.
Она, пошатываясь, ввалилась в их холодную, мрачную комнатушку, помешав Рилду доделать упражнение по медитации, которое Халисстра уже видела в его исполнении. Он стоял на руках, закрыв глаза, оттянув носки и согнув ноги в коленях. Порой Мастер Оружия пребывал в такой позе часами. Халисстра не выдерживала ее больше одной-двух секунд.
Когда она вошла, Рилд открыл глаза и, должно быть, прочел что-то по ее лицу. Он перекатился вперед одним гибким движением и оказался на ногах. Не похоже было, чтобы у него при этом закружилась голова.
— Халисстра! — воскликнул он. — Что случилось? Она открыла рот, чтобы ответить, но не смогла выдавить ни слова.
— Что-то случилось, — повторил он и оглядел комнату.
— Рилд, я... — начала было жрица, а дальше лишь смотрела, как он начал вооружаться.
Прежде всего он схватил Дровокол, свой огромный меч, потом быстро пристегнул к поясу короткий меч в ножнах. Он уже держал в руках доспех, когда она тронула его за руку. Кожа его была теплой, почти горячей, но не потной. Под иссиня-черной кожей бугрились мускулы, твердые, будто тело воина было высечено из камня.
— Нет, — сказала Халисстра, приведя наконец мысли в порядок. — Остановись.
Он замер и выжидающе уставился на нее. Она видела нетерпение в его глазах, нетерпение, смешанное с недовольством.
— В чем дело? — спросил он, пытаясь понять, что происходит.
Она улыбнулась, и он вздохнул.
— Данифай, — объяснила наконец Халисстра. — Я ее больше не чувствую. Связь разорвалась.
Глаза Рилда расширились; она видела, что он удивлен. Удивлен не тем, что заклинание нарушилось, — казалось, он ожидал услышать что-то другое.
— И что это означает? — спросил он и положил нагрудник доспеха к стене, рядом с их кроватью.
Халисстра покачала головой.
— Она умерла? — поинтересовался воин без тени эмоций.
— Да, — отозвалась Халисстра. — Возможно.
— Почему это пугает тебя?
Халисстра попятилась — ее буквально отбросило этим вопросом, хотя он и был логичен.
— Почему это пугает меня? — повторила она. — Меня пугает... беспокоит, что она теперь не зависит от меня. Так или иначе, я больше не ее хозяйка, а она — не моя рабыня.
Рилд нахмурился и пожал плечами:
— Какое это имеет для тебя значение?
Она открыла рот, чтобы ответить, и снова не смогла найти нужных слов.
— Я имею в виду, — продолжал Мастер Оружия, — я не уверен, что твои новые друзья одобрили бы это, верно? Разве у этих изменниц — я хотел сказать, этих... жриц бывают рабыни?
Халисстра улыбнулась, и он отвернулся, сделав вид, будто всецело поглощен тем, чтобы убрать Дровокол на прежнее место под кроватью.
— Они не изменницы, Рилд, — сказала она. Он коротко кивнул в ответ, потом сел на кровать и взглянул на нее.
— Нет, изменницы, — заговорил воин, и голос его был тусклым и измученным, как и его глаза. — Они изменили своей расе, точно так же, как и мы. Вопрос, который я задаю себе теперь: так ли уж плохо быть изменником?