— Стой! — крикнул он, завидев Колю.

Но Коля уже выскочил на лестничную площадку, пролетел на этаж выше — вот тут-то у него и открылось второе дыхание, — сбежал снова вниз по другой лестнице и увидел приоткрытую дверь, возле которой на полу блестел пятак. Он же сам так отметил дверь, чтобы не заблудиться на обратном пути.

Коля влетел в зал, захлопнул за собой дверь, скользнул между приборами и инструментами в заднюю комнату — в такую же, как у соседа Николая Николаевича. Кабина стояла, как спасательная лодка в бурю.

Коля прислушался. Снаружи ничего не слышно. Может, погоня потеряла след?

Он глубоко вздохнул и вошёл в будку.

Такая же панель, как и в той, что стояла в его времени. Только подписи под рычажками были другие. Там, в прошлом:

«Промежуточная станция» и «Конечная станция». Здесь: «Начальная станция» и «Конечная станция».

Коля включил систему и с удовольствием услышал знакомое жужжание. Машина работала.

Теперь надо нажать на рычаг «Вкл.». А потом? Наверно, всё-таки «Начальная станция». Только бы его отправили в своё время, а не куда-нибудь к Пушкину или к бронтозаврам!

Колина рука замерла над пультом.

Он услышал, что кто-то открывает дверь в комнату.

Он нажал на кнопку «Начальная станция» и перевёл рычажок на «Пуск».

И тут же стал проваливаться в бесконечность, в ничто, где нет ни начала, ни конца, ни верха, ни низа — только вертящаяся пустота.

Коля нёсся через время.

Молодой, но толстый и усатый Алик Борисович, дежурный врач, был самым весёлым человеком в больнице. Можно подумать, что люди попадают сюда для собственного удовольствия. Ну, и, конечно, для того, чтобы послушать, как Алик выловил щуку на Дону или как он подражает соловью.

В тот день он пришёл в палату после обеда и сказал притворно-грустным голосом:

— Я не смогу пережить разлуку с вами. Что я буду здесь делать?

Юля Грибкова сказала:

— Скорей бы выписали. А то у нас экскурсия.

Алиса, фамилии которой никто не знал, промолчала, словно её эти слова не касались.

— Как твой бывший аппендицит? — спросил Юлю Алик Борисович.

— Утром немножко болело, — сказала Юля.

— Я же обещал, что через неделю забудешь.

Юля хотела ему ответить, что, наверно, ему-то самому никогда не вырезали аппендицит и он не знает, что это такое, но спорить не стала.

— А как наши дела, Алиса батьковна? — спросил Алик.

— Хорошо.

— Что-нибудь новенькое нам расскажешь?

— Нет.

Юля смотрела на Алису и жалела её. Бывает же, не повезёт человеку. Несколько дней назад Алиса перебегала улицу и натолкнулась на троллейбус. Ушибла себе голову, получилось сотрясение мозга. Но это ещё не самое плохое. Когда Алису привезли в больницу, оказалось, что она начисто все забыла. Алик Борисович сказал, что эта болезнь называется «амнезия», чаще всего она проходит. Но представляете себе, забыть, как твоя фамилия, где ты живёшь, где учишься, даже забыть, кто твои родители! И что самое удивительное — в тот момент Алиса была в шортах, куртке и в тапочках. Ни одной бумажки, ни монетки, ничего у неё не было. А Юлькина мама Наташа сказала, как следователь из милиции, который приходил вчера расспрашивать Алису — не может же человек исчезнуть незаметно. Он сказал в коридоре заведующей отделением, что милиция опросила жильцов всех окрестных домов у того места, где Алиса столкнулась с троллейбусом, но никто ничего не знает. И ни один родитель не звонил в милицию или в больницу и не разыскивал свою дочку. «Мы,

— сказал следователь заведующей, — уже по детским домам её фотографию разослали и в другие города написали». Получилось, что Алиса пропала и не пропадала, и в этом была тайна. Юля подумала, что, если бы она пропала хоть на один день, мама с бабушкой перевернули бы всю Москву вверх тормашками.

А на вид Алиса была самая обыкновенная девочка, лет двенадцати, волосы у неё были светлые, коротко подстриженные, глаза голубые, ноги длинные, все как у людей, даже немного загорелая, хотя в апреле ещё рано загорать.

Юлька знала про Алису ещё одну тайну, но никому об этом не сказала. Вчера вечером, хотя Алисе ещё не разрешили вставать, она пыталась убежать из больницы. В больничной пижаме, когда все утихло, она тихонько поднялась с кровати и пошла к двери. В палате они с Юлей были вдвоём — третью девочку позавчера выписали. Юля ещё не спала. Она спросила:

— Ты куда, Алиса?

— Сейчас вернусь.

Но Юля почувствовала неладное. И сказала:

— Тебе же вставать не велели.

— Я вернусь, — сказала Алиса.

— Слушай, — сказала Юля, которая отличается проницательностью. — Если ты решила сбежать, то обязательно простудишься. На улице дождь и почти ноль градусов.

— Я и не думаю бежать, — сказала Алиса и вышла в коридор.

Но в коридоре она сразу столкнулась с дежурной сестрой. Юля слышала, как они там разговаривают. Затем Алиса вернулась обратно и легла.

— Не удалось? — спросила Юлька.

— Не удалось.

— Я же тебе говорила. Да и куда бы ты пошла?

— Я знаю.

— Ничего ты не знаешь. У тебя же память отшибло. Простудилась бы и залегла на месяц.

— Я не простужаюсь, — сказала Алиса.

— Ничего себе Робин Гуд! — засмеялась Юлька. — Все люди, которые бегают по улицам в пижамах при ноле градусов, обязательно простужаются. Это мировой закон. А вообще-то я знала, что двери в больницу заперты, так что не очень волновалась за твоё здоровье.

— Ну и спасибо, — сказала Алиса. Она была расстроена и больше ни на какие Юлькины вопросы не отвечала.

А Юлька тогда ещё подумала, что с Алисой связано больше тайн, чем нужно. В самом ли деле она ничего не помнит?

Вот и сейчас, слушая, как разглагольствует доктор Алик и шевелит усами, словно добрый кот, она всё время присматривалась к Алисе. Если ты лежишь в больнице и тебе под руку попадается тайна, то легче лёгкого стать Шерлоком Холмсом.

— Прошлым летом, — сказал Алик Борисович, — мы с приятелями поехали на Дон, рыбачить. Ты, Алиса, когда-нибудь была на Дону?

— Не знаю, — сказала Алиса.